О страхе, обидах и национальном достоянии A− A= A+

С восхищением «открыл» недавно у Толстого: «Прежде Ростов, идя на дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью». Никому — ни до ни после — так и не удалось точнее и доходчивее раскрыть природу смелости…

Газпром, как известно, — «наше национальное достояние». Прежде всего потому, что добывает для страны валюту. Но ведь и тратит он её — будь здоров как. И почти половина его валютных расходов идёт на закупку… труб.

Большинство читателей не помнят, конечно, словосочетание «газ–трубы». А в 1970-м это была сделка века: в обмен на газ Германия стала поставлять нам трубы большого диаметра. Десять лет Советский Союз пробивал санкции и получил-таки этот недостающий «пазл» для газопровода в Западную Европу. Но уже в 1970-х на «Азовстали» был построен стан 3600, а завод в Харцызске стал выпускать нужные нам трубы. Вскоре, правда, оба производства оказались за границей. Так ведь прошло-то с тех пор уже четверть века.

И речь даже не об импортозамещении — о национальном достоянии. Когда в годы спада рухнула металлургия всей Европы, немцы устояли на наших трубах. Я уже не говорю о полумиллиарде долларов, которые каждый год недополучают наши металлурги. Смешнее всего, что когда те же немцы перекрыли нам «Южный поток», мы и в Турцию собираемся класть их трубы. А в Китай что — китайские? Тогда уж точно никогда не слезть с нефтяной иглы.

Либерал-монетаристы, засевшие в финансово-экономическом блоке правительства, очень обижаются на критику, которая сегодня со всех сторон раздаётся в их адрес. Но, ребята, наберитесь смелости признать: вы же сами это и сварили. Ведь это вы — задолго до Украины и санкций — напророчили нашей экономике долгосрочный спад. Хотя тот же трубный проект можно было заложить ещё в 2006-м, и он вносил бы сейчас весомый вклад в ВВП. Подобных проектов — море. И деньги на них есть. Так откуда же спад?

Вы — «отличники». Начитались умных книжек, поймали тренд в начале 1990-х и неукоснительно ему следуете. А в том же Газпроме, вплоть до Вяхирева, действовало жёсткое правило: на руководящий пост мог претендовать только тот, кто начинал свой путь с помбурмастера. То есть «троечник». Тот, кто доказал, что готов рисковать собой, — как минимум, не побоялся ямальских морозов, кто безусловно знает, как устроена жизнь, когда и почему люди делают невозможное, а когда их бессмысленно напрягать. Так что ответственность у него в крови. А если ещё и приличное образование, то — вот он и есть: руководитель, на которого можно положиться.

Но на таких людей у нас давным-давно нет спроса. Потому-то страна и забралась в глубокий застой. Это когда нет ориентиров и нет понимания, как решаются задачки. (Что называется, «под руку» услышал по радио: Дворкович на Красноярском форуме объявил, что у правительства всё ещё нет, оказывается, второй части антикризисного плана.)

Готовя в этот номер материал о профессоре Вернере, я с трудом сдерживал эмоции. Надо же, ещё в 1992 году человек всё понял про глобальную финансовую систему! Про её «аномалии», с которыми почему-то (?) не совладали все гуру. Про банки, которые вводят в экономику деньги, сразу же их разделяя — на «реальные» и «финансовые». А главное, что этим процессом можно и нужно управлять. Как в Японии — сверху, и тогда мы получаем «рыночное чудо». Или мягко, как в Германии, где 70% частных вкладов лежат в более чем тысяче небольших региональных банков, что и понуждает задавать экономике поступательное — без провалов — развитие.

Свои работы Вернер готовил как бы специально для сегодняшней России. И мне, журналисту, простительно узнать об этом только сейчас. Но если те, кто взялся управлять финансами и экономикой страны, о нём не слышали, то это грубый непрофессионализм. А если читали, но отложили, поскольку он не вписывается в глобальный мейнстрим, тогда ещё хуже — примитивный школярский страх «отличника».

…Толстой, как я теперь понимаю, тоже писал «Войну и мир» для сегодняшней России. Первый том на четверть состоит из сносок — переводов с французского — так тогда говорили. Заискивающий страх в гостиных перед европейскими послами. Неразбериха и отчаяние молодого Ростова в первом бою. И квинтэссенция страха — братание либерального Александра с безродным французским «другом Биллом». После Аустерлица страх ушёл вглубь, чтобы в 1812-м прорваться беспорядочным отступлением русских армий. Первыми спохватились смоляне, спалившие собственный город. Пожар Москвы довершил дело, и дубина народной войны погнала французов до самого Парижа.

Про нас сегодняшних ведь всё это. Так, может, не стоит доигрываться до «самосожжения»?

Виталий КОВАЛЕНКО