149
Postscriptum
с Людмилой за спиной шлифующего вечного
опоздалкина по дедлайну нередко дружно шипе-
ли. Но пытаться воздействовать в плане ускоре-
ния – по нолям, невозможно. И спустя миллион
лет после дедлайна в почту падал идеальнейший
текст. Безукоризненный. По структуре, по языку.
По мысли, прежде всего. Яркий, с юмором, без на-
мёка на случайные слова. Виртуознейшие выхо-
ды из сложноподчинённых каскадов. Всё исклю-
чительно по делу, ни убавить, ни прибавить. Оно
таким родилось – там, выше – и было заботливо
и талантливо перенесено на здешнюю грешную
виртуальную бумагу.
…И никаких иерархических фанаберий. Пару
раз случалось, надо было уточнить кое‑что по его
тексту. Легко и с удовольствием. С профессио-
нальным моментальным «включением». Отклик
на чужую боль и несправедливость – на уровне
физиологической реакции. Ситуацию в Донбассе
с самого начала переживал как личную драму.
…Любовь его к Людмиле, преданность ей –
отдельная самостоятельная сага, Песня песней,
в которой все слова нужно набирать заглавными
буквами. «Такие вот мы моногамы», – услышала я
от него при первой же встрече.
Пришла на собеседование, которое обычно
длится не дольше 20–30 минут, а проговорили
больше двух часов, причём сразу абсолютно есте-
ственным стал очень доверительный формат –
обо всём, не только о работе. Ему можно было
довериться. Он как раз первым и сделал этот шаг