Упрощенная HTML-версия
47
Postscriptum
О «бремени белого
человека», паузе
и принуждении к миру
«Нева гола, comme mon cul (фр. – как мой зад)…
Нет устерсов. Английских кораблей французы
не пускают, а французские запрещены указом.
Вот плоды континентальной системы», – жало-
вался Василий Львович Пушкин на неустроен-
ность российской жизни. До Бородино было ещё
далеко, либеральный государь вёл оживлённую
переписку c Буонапарте, и никому даже в страш-
ном сне не могло привидеться, что Москве угото-
вано сгореть в великом пожаре…
Ниоднамировая напастьнеминовала Россию.
Тогда, после Аустерлица, Европа легла беззащит-
ной перед новым триумфатором. Но и в странах
коалиции, и в самой Франции элиты объеди-
нились против Наполеона и направили его во-
вне – на русского медведя. Через сто лет история
повторилась, а во Вторую мировую действовала
уже отработанная схема: 1939 год – Мюнхенский
сговор с мировым агрессором, а в 1941 году – план
«Барбаросса».
Мировое общественное мнение, разумеется,
трактует события по‑своему. В той же Норман-
дии, где с величайшей помпой отмечали этой
весной 70‑летие «победоносной» высадки союз-
нических войск, о Мюнхене никто и не заикнул-
ся. Да и о России, собственно, вспомнили лишь