Упрощенная HTML-версия
время ничем от других не отличается.
Много тысячелетий назад, в Между-
речье, было сказано: «Разве навеки мы
строим домы? Разве навеки мы ставим
печати?» Всё зыбко, всё временно, всё
имеет финал. Вечность — только за
облаками. Вот фундаментальный за-
кон всей жизни человеческой, от Гиль-
гамеша до наших дней.
БДМ:
Насколько, по-вашему, сейчас
стирается грань между историей
и представлением о ней, воплощён-
ном в кинофильмах, телесериалах
и художественной литературе?
Полагаю, восприятие таких вещей за-
висит от общего состояния культуры
в нашей стране, а особенно — в сре-
де русского интеллектуалитета. Если
культура подсказывает, что ни роман,
ни художественный фильм ни в коей
мере не являются подобием учебника
по истории, что ж, тогда всё отлично.
Человек прекрасно понимает: перед
ним—на экране ли, на страницах ли—
игра воображения. Или, иначе говоря,
плод фантазии писателя, режиссёра,
художника… А они, в сущности, всег-
да ставят правду факта ниже прав-
ды художественной или, если угодно,
нравственной, философской. Ждать
от писателей или кинематографистов
исторической аутентичности — всё
равно что ждать от кошки кваканья.
Они звери… не того вида. У них зада-
ча не та. Их цель — донести до зрителя
(читателя) собственное художественное
высказывание. Вот это высказывание
и стоит судить. Астопроцентной точно-
сти искать не надо, её никогда не будет.
В лучшем случае — правдоподобие.
Другое дело, когда хромает сама
культура восприятия художественно-
го произведения. Человек в этом слу-
чае принимается выискивать «блох»
(«мундиры у них с пуговицами не того
цвета!») или с пеной у рта настаивать
на искажении какой-то великой, доро-
гой ему истины («забыли роль партии
показать!»). Что тут сказать? Хорошо
бы побольше адекватности: роман —
не монография.
Наверное, следует закладывать
понимание сего простого принципа
за школьной партой, в крайнем слу-
чае — на студенческой скамье.
БДМ:
Где проходит грань между исто-
рическими и научно-популярными
изданиями и исторической прозой,
историческими приключениями и ро-
манами в различных Clio-сериях?
Это просто: там, где есть опора на
исторический источник и научные ме-
тоды познания, — первое. А там, где
опора делается на прекрасный твор-
ческий хаос в уме и душе автора, —
второе.
БДМ:
Многие ваши издания посвяще-
ны истории русской армии и рус-
ской военной элиты. В чём же было
основное отличие нашей армии от
европейских и азиатских?
На протяжении большей части су-
ществования Русской государствен-
ности — никакого отличия. Наши
старшие дружинники и бояре ничем
не отличаются от западноевропей-
ских рыцарей, помимо языка и веры.
Наши казаки в боевой обстановке
были столь же трудно отличимы от
татар. Наши армия и флот XVIII–XX
веков — в полной мере европейские.
Нечто по-настоящему оригиналь-
ное, ни на что не похожее Россия
создала лишь в период Московского
царства, то есть в XV–XVII столетиях.
У нас была столь мобильная система
развёртывания конного дворянского
ополчения, что за скоростью её рабо-
ты не мог угнаться никто. У нас были
столь мощные полевые укрепления,
защищавшие центр державы от та-
тарских набегов, что по сравнению
с ними Великая Китайская стена —
детские игрушки. Именовались эти
укрепления «засечными чертами».
У нас была тактика экспансии с по-
мощью строительства новых городов.
Это само по себе парадоксально: но-
вые пространства присоединялись
за счёт создания сети… оборони-
тельных пунктов. Гениальность по-
добной стратегии заключается в том,
что глобальное, можно сказать гео-
политическое, наступление состоит
из множества малых оборонительных
операций. Эффект — отодвигание
границы от Рязани до Тихого океана.
Одно-единственное государство ос-
воило и подчинило себе колоссаль-
ную территорию, имея сравнительно
небольшой демографический ресурс!
Америку-то завоёвывало несколько
европейских держав: Испания, Пор-
тугалия, Англия, Франция. А вышло
ничуть не быстрее, чем у нас.
БДМ:
В своей книге «Московский
миф» вы рассматриваете метафизи-
ку русских столиц. В чём же особен-
ности Москвы и Санкт-Петербурга?
Как во времени изменялась роль
столицы?
Любимая моя книга… По сути Мо-
сква — коренная столица, матёрая
столица. Русская цивилизация кон-
тинентальна, и ей в качестве центра
нужен город, который сможет играть
роль центра Евразии. Москва в этом
смысле идеальна. Санкт-Петербург
потребовался в тот момент, когда Рос-
сия испытывала колоссальную нужду
в европейской науке и технике. «Град
Петров» являлся, по большому счёту,
каналом с двусторонним движени-
ем. В одну сторону, на Восток — шли
специалисты, наёмные служильцы,
знания, полезные навыки. В другую
сторону, на Запад—отправлялись уче-
ники, и демонстрировался имидж «ев-
ропейской Империи». Петербургский
дворцовый «парадиз» на болотах был
не только «приёмником» всего полез-
ного из Европы, он являлся ещё и па-
радным фасадом России. Итак, гра-
нитный оплот на Неве имел особенное
значение, а следовательно, и честно за-
служенный столичный статус, покуда
являлся форпостом Европы в России
и России — в Европе. Покуда он пред-
ставлял собой зону соединения и вза-
имного проникновения двух разных
миров. Как только длительный русский
«эксперимент» по «присвоению» Евро-
пы исчерпался, как только вся терри-
тория страны стала проницаемой для
Европы, «герр Питер» в качестве сто-
личного центра потерял всякий смысл.
С этой точки зрения возвраще-
ние столичного статуса Москве даже
ОКТЯБРЬ 2015
БАНКИ И ДЕЛОВОЙ МИР
81
КАЧЕСТВО ЖИЗНИ:
ГЕОГРАФИЯ ДУШИ