Андрей Хорошилов: «Россия является одной из стран-лидеров в ESG» A− A= A+

Основатель и генеральный директор экологического сервиса «Сохрани лес» Андрей Хорошилов рассказал генеральному директору аналитического центра «БизнесДром», председателю комитета «ОПОРЫ РОССИИ» по финансовым рынкам Павлу Самиеву о том, почему устойчивое развитие стало действительно устойчивой повесткой, что происходит с ESG в России и в мире, кем регулируется климатическое законодательство и как компании и люди уже сейчас могут внести свой вклад в сохранение экологии.

– Что сейчас происходит с ESG повесткой в России и в мире? Кажется, что сейчас всем не до экологии и каких-то модных терминов…

– Действительно, если не заниматься ESG повесткой, кажется, что она отошла на второй план или вовсе умерла. Но если ты в это погружен и следишь за тематикой, то становится понятно, что она прогрессирует. Да, ушли западные аналитики, эксперты и верификаторы, но Россия импортозамещает и это направление, создавая свои собственные стандарты ESG. Более того, ни одна из крупных российских компаний не свернула с пути устойчивого развития и продолжает финансировать программы. Некоторые изменения коснулись инструментов, но целеполагание ESG-трансформации остаётся прежним. Тенденцию поддерживают и федеральные институты: за прошлый год принято около 20-ти нормативно-правовых актов в сфере регулирования этой тематики.

– Насколько в России прогрессивна эта повестка?

– Россия становится одним из лидеров в ESG-повестке. В 2021 году был принят федеральный закон «Об ограничении выбросов парниковых газов» – и на его базе уже сформировалась большая инфраструктура для развития климатической повестки в России. 1 июля вступает в силу одно из обязательств, установленных Федеральным законом: крупнейшие эмитенты, чей ежегодный углеродный след превышает 150.000 тонн СО2-эквивалента, обязаны подать отчетность об уровне собственных выбросов парниковых газов.

– Расскажите подробнее об углеродных единицах и углеродном налоге – что это такое и для чего?

– Если упростить, то углеродная единица – это одна тонна выбросов СО2-эквивалента, компенсированная в результате проектной деятельности. Рыночная стоимость – 1000 рублей за одну углеродную единицу. Эта история во многом идентична тому, что делается в Европе, только там цена достигает порядка 40-50 евро. Если углеродный след компании превышает установленные нормативы – будь то целевые показатели федерального уровня, региональные предельно допустимые значения или требования к экологичности производства со стороны контрагентов, то бизнес в праве компенсировать это превышение за счет реализации климатических проектов. К таким проектам относятся самые разные инициативы, но есть два условия. Первое – этот проект не должен являться законодательным обязательством. Второе – проект должен приводить к реальному сокращению или компенсации углеродного следа. Это может быть инициатива по лесовосстановлению, интеграция ВИЭ или, как минимум, перевод мощностей с угля на газ. После реализации таких инициатив эксперты оценивают климатический эффект проекта, а компания получает соответствующее эффекту число углеродных единиц. Их можно либо продать, либо зачесть в собственный углеродный баланс. Мы ведём постоянный диалог с органами государственной власти, чтобы и дальше сохранять фокус на декарбонизации экономики с минимальными препятствиями для инициаторов климатической трансформации.

– Кажется, что это актуально для больших промышленных предприятий. А если брать средний и малый бизнес, сферу услуг?

– Конечно, в скором времени это коснется большей части российского бизнеса. Те же Сбербанк, «Магнит» и X5 Group с их машинами, инкассациями и инфраструктурой жизнедеятельности. Мы считаем, что нижние границы уровня выбросов, обязывающие предприятия подавать углеродную отчётность, будут снижаться до значений, включающих в себя более половины всего отечественного бизнеса. В рамках Сахалинского эксперимента, например, такая планка понижена с 50.000 до 25.000 тонн СО2-эквивалента. Вероятно, что данная практика распространится на иные регионы. Вопрос, который меня волнует – это то, как крупные бренды используют ESG в своих маркетинговых коммуникациях в качестве гринвошинга. А как мы знаем, гринвошинг – это экологичное позиционирование своей компании без достаточных на то оснований.

– Расскажите подробнее о процессе посадки лесов – как это устроено?

– Восстановление леса – проектная деятельность, направленная на декарбонизацию экономики. Устроено это максимально комфортно для заказчика, заинтересованного в сокращении своего воздействия на окружающую среду. Я сам долгое время занимался работой с b2c и корпоративным сегментом. Каким бы полезным ни был проект, отсутствие комфортной инфраструктуры для реализации инициативы, для её управления – это дорога в никуда. Я исходил из своего опыта – как бы я, будучи бизнес-заказчиком, хотел бы реализовывать собственную климатическую ответственность. Поэтому мы сделали универсального проводника в мир проектов лесовосстановления. С одной стороны, сервис объединяет в себе инфраструктуру работы с лесничествами и национальными парками, позволяя работать с территориями в режиме одного окна. Мы нацелены на искоренение гринвошинга – ранее компании сталкивались с ситуацией, где посаженное одно дерево по документам было посажено 4 раза. С другой стороны, к этой инфраструктуре подключаются компании, желающие стать участниками зелёной повестки и компенсировать собственный углеродный след. Интересно, что многие компании приезжают семьями и привлекают сотрудников. Это как раз та самая социальная часть ESG – зелёный тимбилдинг.

– Что будет с этим рынком через 5 лет? Насколько масштабно?

– Сложно сказать, потому что мы не знаем, сколько лесов погибнет. В Астрахани, например, уже выгорела половина национального парка, хотя на календаре еще только март. Но, поскольку это тренд, я думаю, всё больше брендов будут к этой истории привязываться. Потому что даже наши дети через социальные сети узнают, что леса нужно восстанавливать, заниматься сортировкой мусора и так далее. Для меня это показатель.

– Есть ли какая-то система посадки деревьев в части локаций?

– Мы включили в свою инфраструктуру национальные парки, ставшие нашими партнёрами в каждом федеральном округе. В прошлом году мы посадили почти 60.000 деревьев. Сажали в Национальном парке «Угра» – это Калужская область. Также проекты реализованы в Смоленской области, Иркутской области, Челябинске и на Дальнем Востоке.

Все зависит от потребностей клиентов, но сажать можно практически в каждом регионе России. Конечно есть, например, Краснодарский край – Кавказский заповедник, где люди считают, что все должно расти само по себе.