Finversia-TV
Евгений Ивкин: «Понять, что происходит с заемщиком, часто можно и без цифр» A− A= A+
Каких актуальных знаний в сфере корпоративного кредитования сегодня не хватает риск-менеджерам, кредитным специалистам в российских банках, включая ЦБ? Как можно улучшить ситуацию? На эти вопросы портала Finversia.ru ответил Евгений Ивкин, генеральный директор Института квалифицированного заемщика.
- Евгений, вы являетесь автором ряда инициатив, направленных на внедрение неких дополнительных квалификационных опций для банковских кредитных менеджеров, кредитных аналитиков, риск-менеджеров, которые работают с корпоратами, с целью научить их отличать хорошее от плохого и почему у одного заемщика получается зарабатывать в кризис, а, у другого нет. Насколько глубока проблема?
- Начнем с того, о чем на сегодняшний день в банках и в целом в финансовых учреждениях не говорят. Речь идет о том, что банковская система в России, при всем к ней уважении, при оценке качества корпоративных заемщиков имеет такие настройки, как-будто мы живем где-нибудь в Дании или, скажем, в Баварии. То есть там, где достаточно анализа трех форм отчетности, применения общеотраслевого анализа и нескольких экспертных мнений.
Но дело в том, что в России такой подход совершенно неприемлем в текущих реалиях. Все было бы хорошо, если бы наш отечественный бизнес по большей своей части жил в простых, понятных и цивилизованных условиях. Но у нас как такового нормального частного бизнеса сегодня осталось очень мало. За последние несколько лет произошли очень серьезные изменения в плане сокращения доли частного бизнеса в экономике России. Доля же государства, напротив, растет и на сегодня, по разным оценкам, составляет от 50% до 70%. Но это только верхняя часть айсберга. Основная проблема в том, что за последние пять лет заработок большинства корпоративных заемщиков просто улетучился – что в сфере малого, что среднего, что крупного бизнеса. Исключение составляют разве что крупнейшие российские корпорации. Если пять лет назад уровень операционной прибыли, Ebitda был в среднем на уровне 12-14%, то сейчас он упал до 8%. Но самое главное, что по бумагам, по отчетности этого ухудшения не видно. Его прячут заемщики. Иначе у них кредит просто отзовут и бизнес сразу обанкротится. А, так можно «в тишине» проедать оборотные средства.
Для примера, в этом году, согласно официальной информации, из 105 магазинов Ашан в России закрывается 9. Это не какой-то магазин у дома, а это глобальный лидер розничной торговли. Это прямой показатель того, насколько резко упала платежеспособность населения, особенно в регионах. Если бы у корпоративных заемщиков был бы высокий уровень инноваций, НИОКР, маркетинга, умение запускать федеральные и международные бренды, то негативные явления можно было бы как-то частично сгладить. Но подавляющее большинство не имеет понятия о том, как это делать. В результате от безысходности большинство просто бежит в «схемы-темы». Количество мошеннических схем (согласно данным нашего анализа, который мы проводили среди 1,8 тыс. компаний в сегменте среднего и крупного бизнеса) выросло настолько, что 9 из 10 заемщиков работают как угодно, но не в условиях свободной конкуренции, часто на базе каких-то отношений вне бизнеса или занимаются разными формами мошенничества. И ситуация здесь в прямом смысле достигла критической массы. А банки при этом продолжают работать, как раньше. Причем особой разницы между малыми или средними банками с базовой лицензией или крупными государственными кредитными организациями нет. Все имеют примерно одинаковые скоринговые модели. И у всех эти модели очень сильно нуждаются в улучшении. Все это можно сравнить с ситуацией, когда боксер готовится к соревнованиям по боксу и, вот, он уже выходит к рингу, но ринга нет и соревнования проводятся по самбо. И он изумленно смотрит и спрашивает: «Как же так? Почему по самбо?». Ему отвечают – «Так соревнования всегда по самбо» (то есть по реальной жизни).
Я уже не говорю о том, что сегодня найти в банках специалиста, который раньше работал в реальном секторе или тем более руководил предприятием, крайне сложно. А если ты, образно говоря, не копался в земле, то ты просто не понимаешь, как и что работает, какие схемы использует корпорат, когда он предоставляет информацию о себе, приходя в банк за кредитом.
Есть статистика, которая говорит о том, что уровень просрочки по кредитам, выданным крупнейшими банками, сегодня упал до 4% с небольшим, о при этом по остальным банкам вырос до 22%. Почему так происходит? Потому что весь относительно нормальный бизнес убежал в госбанки, и его можно понять. Но все остальные тоже где-то хотят получать кредиты. И здесь первый удар на себя принимают малые и средние банки, а также частично крупные банки без госучастия. И если этот первый фронт банков сегодня резко не изменит свои системы оценки кредитных рисков, то, боюсь, мы скоро будем о них вспоминать в прошедшем времени.
Но и это только часть проблемы. Есть вполне вероятная перспектива не очень приятного развития событий, и здесь вопрос заключается в том, что после падения малых и средних банков (дай бог мы как-то этого избежим, хотя очень похоже, что многих это коснется) все эти некачественные заемщики условно “ходячие мертвецы”, прибегут в государственные банки. И выяснится, что проблема никуда не девалась. А еще, надо заметить, что сегодня системы оценки кредитных рисков в небольших банках, которые давно копаются в нюансах и пытаются, как минимум, разобраться в тонкостях действий заемщиков, уже частично адаптировались к ситуации. Тогда как в крупнейших госбанках с этим еще не сталкивались. И может получиться так, что это приведет к весьма печальным многомиллиардным последствиям.
- Вы, как известно, проводите семинары как раз на эту тему среди банковских работников. А как-то меняется картина в тех банках, где, скажем так, узнают о своих недостатках?
- Объективно за последний год мы проделали очень большую работу. Семинары прослушали несколько тысяч банковских специалистов и руководителей высокого уровня. Но пока системные изменения на уровне бизнес-процессов, структур своих департаментов, насколько мне известно, проделали только четыре банка – два крупных и два с базовой лицензией.
Конечно, этого недостаточно. И вроде бы все понимают, что нужно системы и подходы кардинально менять, но, наверное, желающих взять на себя соответствующую инициативу, сломав то, что устоялось за 20-25 лет, мало.
Поэтому мы сейчас выходим на уровень Банка России. В частности, уже прошло два семинара: один – для службы текущего банковского надзора в офисе Банка России, где участвовало порядка 200 специалистов, а второй – в офисе Ассоциации банков России на Якиманке. Там были и представители коммерческих банков и ЦБ. Отзывы хорошие: полезно, позитивно, интересно, совершенно новый подход. Но необходимо, чтобы был переход в практическое русло. Сейчас важно, чтобы регулятор подключился на более высоком уровне, чтобы в наших программах по возможности поучаствовали все департаменты, включая департамент банковского регулирования.
- Сейчас вы как раз с таким предложением выступили в адрес Банка России через Комитет Госдумы РФ по финансовым рынкам – провести обучение сотрудников регулятора, работающих с банками, которые занимаются корпоративным кредитованием. Какая там ситуация сейчас, насколько продвинулась дела?
- Да, Анатолий Геннадьевич [Аксаков, председатель Комитета Госдумы РФ по финансовому рынку] написал соответствующее письмо на имя Эльвиры Сахипзадовны [Набиуллиной, председателя Банка России]. Оно достигло нужных адресатов. Сейчас, насколько я знаю, идет набор в группы. Письма были разосланы более чем 4 тыс. сотрудникам ЦБ. Если не ошибаюсь, несколько сотен человек уже записалось. Будем надеяться, что получится перейти на системный охват, и проект окажется реально полезным. В разных департаментах Банка России работает много высокопрофессиональных людей. Но очень многое зависит от того, с чем конкретно ты работаешь. Если ты занимаешься анализом двух форм отчетности, по которым вообще невозможно ничего понять, то, как бы ты ни старался помочь банкам, допустим, выявить мошеннические схемы, то это практически невозможно. Поэтому я думаю, что наша инициатива принесет пользу как банкам, которые реально хотят работать на нормальном рынке, с нормальными корпоративными клиентами, так и регулятору.
- Какое практическое применение соответствующих знаний будет в случае с сотрудниками ЦБ?
- Основная задача – научить понимать реальное качество кредитного портфеля банка. Причем это должно помочь и самим банкам, которые должны быть сами заинтересованы в адекватной оценке их бизнеса. В ЦБ есть консультативный надзор, есть кураторы банков, которые будут соответствующую информацию доносить до своих «подшефных». Здесь вовсе не обязательно кого-то пугать, мол, мы сейчас полностью видим весь твой кредитный портфель. Нужно просто оказать банкам помощь в том смысле, чтобы они ясно понимали, что из себя представляет тот или иной корпоративный заемщик. Потому что заемщики в свою очередь сегодня реально выходят на принципиально новый уровень в плане сокрытия реальной информации о себе.
Причем выявить «подвох» где-то даже в промежуточной стадии часто не представляется возможным. Я говорю о том, что если бы корпоративные кредиты выдавались с условием периодического частичного погашения тела долга, то можно было, как минимум, по определенным признакам, заметить реальное состояние заемщика. Но в большинстве случаев тело долга выплачивается в конце срока, а потом заемщик еще перекредитовывается – в том же банке или в другом, неважно. И таким образом он безбедно живет 10-15-20 лет. В этот период ни банк, ни регулятор понятия не будут иметь о том, что на самом деле происходит с бизнесом заемщика. Бизнес-модель может быть мертва уже лет пять, но этого совершенно не видно. А потом этот бизнесмен приходит в банк и говорит, что он банкрот. И для кредитора это становится совершенной неожиданностью.
- А вообще, поделитесь секретом, о каких «небумажных» признаках идет речь, что конкретно можно искать, скажем так, между строк?
- Давайте, гипотетически возьмем какой-нибудь завод плавленых сыров. Какие нюансы могут быть на этом заводе? Предприятие исторически с точки зрения бумажной оценки производит продукцию уже 20 лет, у него все хорошо на бумаге. Но по дополнительным признакам мы можем видеть, что он продукцию с добавленной ценностью никогда не производил и производить не может. У него нет никаких инноваций, нет известного федерального бренда. И это видно и по акционеру, и по всей его команде, и по старому оборудованию, и по каналам его сбыта, где большая часть идет не в розничную сеть, а в какие-то непонятные точки. В результате себестоимость у него быть низкой не может. Но при этом он худо-бедно как продавал свои дешевые сырки, так и продолжает продавать. Но сейчас, в связи с тем, что прибыль на дешевой продукции либо крайне низка, либо ее вообще нет, а конкуренция очень высокая, то его единственная возможность для выживания – это работа на каких-то схемах «вне бизнеса», или на очень удаленных от центра территориях. Либо этот заемщик откровенно живет на «схемах-темах», каких-то манипуляциях, махинациях, разбавлениях, фальсификации и пр.
И как только в его регионе появляется какой-то новый конкурент с иным – более высоким – уровнем качества, то абсолютно понятно, что наш завод плавленых сыров закончит свое существование в течение года. И таких случаев много, когда внешне все кажется хорошо, а когда копнешь чуть глубже, то понимаешь, что бизнес-модель давно умерла. Часто вообще без цифр можно понять, что происходит с заемщиком.
