Предварительные итоги A− A= A+

По традиции в канун открытия Международного банковского форума в Сочи мы встречаемся с руководителями Ассоциации региональных банков России. Тему разговора можно назвать, в общем-то, тоже традиционной: как прожила прошедший между форумами год российская банковская система и что ждёт её впереди?

Однако на этот раз тема нашей беседы с Александром МУРЫЧЕВЫМ, председателем Совета Ассоциации «Россия» и исполнительным вице-президентом РСПП, стала одновременно и более широкой, и более определённой.

БДМ: Александр Васильевич, почему именно сейчас занялись этой сложной, я бы даже сказала, неподъёмной работой — проанализировать то, что удалось сделать в ходе реализации Стратегии–2015? Ведь впереди ещё больше года — вполне приличный срок, чтобы успеть, догнать…

Можно, конечно, что-то ещё и успеть, но смысл нашего анализа не в выделении каких-то количественных показателей. Хотя, например, 55–60% от ВВП, которых должно было бы к 2016 году достигнуть кредитование частных и корпоративных клиентов, выглядят сегодня не слишком реальными, потому что на начало 2014 года цифра составляла 48,6%, а кредитного бума ждать не приходится.

Но, повторяю, нас всё-таки в большей степени интересовали те качественные изменения, которые происходят в банковской системе страны.

БДМ: Погодите, Александр Васильевич, уходить от количественных параметров. Вот, скажем, тот факт, что в начале действия стратегии банков в стране было больше тысячи, а сейчас, если не ошибаюсь, уже меньше 900, это как расценивать?

Я же говорю, что надо смотреть в первую очередь на качественные вещи. Сам по себе процесс ухода с рынка банков, не выдержавших конкуренции, либо не нашедших свою нишу, либо проштрафившихся, — явление нормальное для рыночной среды. И вопрос: сколько банков должно быть в России — вопрос праздный. Должно быть столько, сколько востребовано клиентами.

Другое дело, что в этом списке неудачников вы найдёте немало таких организаций, которые просто оказались в сложном положении, и им вполне можно было помочь (кстати, некоторым банкам и помогли) — поддержать ликвидностью, в крайнем случае — санировать… Ведь кроме всего прочего, «пакетные» отзывы лицензий, которыми ознаменовались конец прошлого и первая половина нынешнего года, создаёт нервозность и в банковской среде, и, что ещё более важно, среди клиентов.

БДМ: Кстати, как раз на днях Агентство по страхованию вкладов опубликовало очередной обзор рынка вкладов, и его цифры не радуют — налицо отток депозитов. Не есть ли это реакция на чехарду отзывов? Послушает человек очередные новости из банковской жизни и решает не рисковать…

Думаю, здесь целый комплекс причин, но одна из них, несомненно, пошатнувшееся доверие населения к банкам. Тут ведь дело не только в частных вкладах — пострадали и мелкие предприниматели, и средний бизнес, потерявшие (скорее всего, безвозвратно) остатки на своих счетах в банках.

Но, пожалуй, главное негативное последствие массового отзыва лицензий — искажение конкурентной среды. Речь здесь не о «карманных» банках, занимавшихся какими-то своими, часто незаконными делами — от таких сектор надо очищать, и тут двух мнений быть не может. Однако видим мы и другое: как после ухода с рынка более заметных игроков их оставшиеся «бесхозными» клиентские базы тут же, можно сказать, оптом переходят к ещё более крупным игрокам, чаще всего — к госбанкам.

И вот тут я снова воспользуюсь цифрами: в результате доля государственных банков в секторе достигла сегодня почти 60%. Да что говорить, если только на долю Сбербанка и ВТБ приходится около половины всего банковского рынка.

БДМ: Но, если я правильно помню, в пору обсуждения Стратегии–2015 наиболее горячие дискуссии разворачивались как раз вокруг выравнивания конкурентной среды и устранения доминанты госбанков?

Правильно помните. Но факт остаётся фактом: государственные банки по-прежнему доминируют на рынке, их влияние растёт. В том числе и за счёт отзыва лицензий. Более того, страдают и «живые» частные банки, вклады из которых перетекают в госбанки.

БДМ: А может, и нет в этом ничего плохого? Мы же всё время говорим о свободном выборе клиентов — вот они и выбирают…

Ну, выбор этот — относительно свободный. Он, скорее, продиктован страхом и непониманием того, что происходит на банковском рынке. И вывод люди делают самый примитивный: нести деньги тому, у кого лицензии уж никак не отнимут. То есть — госбанкам.

А теперь насчёт того, что в этом плохого. Есть такое понятие — монополизация. С ней борются во всём мире, даже специальные ведомства для этого созданы, как у нас ФАС. А теперь ещё цифры: на пять крупнейших банков приходится сейчас 53,7% активов всей банковской системы России. То есть больше половины. Разве можно считать такое положение нормальным? Так ведь и активы-то эти не так велики — к началу нынешнего года они составляли всего 86% ВВП. Сравните: в Китае это более 250%.

БДМ: Вообще-то, с точки зрения здравого смысла, такая монополизация взрывоопасна. Не говоря уже о том, что пять банков, даже очень больших, не в силах закрыть все потребности в банковских услугах. Или идёт постепенный возврат к прежним временам?

Не хотелось бы так думать. Но вопрос о равных условиях конкуренции в последние годы действительно обострился (хотя справедливости ради надо отметить, что он никогда и не сходил с повестки дня). Казалось бы, почему бы, например, стратегической компании не держать часть средств в среднем банке, особенно если речь идёт о регионе? Но нет, есть правило: капитал банка должен быть не менее 10 миллиардов рублей. А таких банков у нас где-то 77. Дополнительные же критерии (контроль Банка России, право правительства принимать конкретные решения в регионах) расширяют этот список едва ли до сотни.

БДМ: Так, может, недаром, в разговорах и слухах всё время фигурируют цифры 100 или 200 — якобы именно столько банков и нужно стране, не более. Может, это осознанная политика регулятора, которому просто легче станет управляться с сотней–другой кредитных организаций?

Снова с вами не соглашусь, хотя точно так же не во всём согласен и с политикой Банка России. Скажем, считаю, что регулятор недостаточно использует такие инструменты, как санирование, предпочитая просто отзывать лицензии. Хотя история с Мособлбанком несколько обнадёживает (можно только представить себе, какие последствия для рынка принесло бы его банкротство).

Итак, я не думаю, что регулятор, точнее мегарегулятор, поставил своей целью свести число кредитных организаций к минимуму. Полагаю, в его руководстве понимают все особенности нашей страны — с её огромной территорией, значительной разницей в экономическом развитии и уровне жизни населения. Такая специфика требует тонких и гибких подходов. Но к сожалению, для того, чтобы к таким подходам прийти, порой приходится делать и ошибочные шаги. Главное, чтобы из этих ошибок были сделаны правильные выводы.

БДМ: Хорошо, что вы заговорили о мегарегуляторе, — о нём-то, как я помню, в Стратегии–2015 нет ни слова?

Естественно нет, потому что в пору, когда Стратегию–2015 принимали, сам по себе вопрос о необходимости создания мегарегулятора оставался дискуссионным. Ситуация изменилась, мегарегулятор появился — однако документ не стали корректировать.

БДМ: Это имеет принципиальное значение?

А как же? Ведь изменился весь финансовый ландшафт — впервые все сегменты финансового рынка получили единый штаб. И в этом смысле Стратегия–2015 устарела, поскольку в ней этот момент, разумеется, не был учтён, а сейчас вносить поправки уже поздно — надо думать над новым документом.

Есть и другая сторона, связанная с созданием мегарегулятора. Вполне понятно, что на первый план в реальной стратегии вышли проблемы повышения устойчивости всего финансового рынка. Но за этими заботами как-то «потерялись» и вопросы доступности кредитов, и макроэкономические задачи модернизации экономики. Остаётся надеяться, что потеря эта — временная, ситуативная.

БДМ: Александр Васильевич, оба «потерянных» вопроса тесно между собой связаны, ибо какая же модернизация без денег? С другой стороны, любой банкир сейчас скажет, что и рад бы кредитовать реальный сектор — да вот некого. Нет спроса на кредиты, а те заёмщики, которые нуждаются в деньгах, не проходят ни по каким критериям.

Да, эта проблема выходит за рамки чисто банковской стратегии. Банки же не создают финансовых потоков, а лишь направляют их в нужные русла. Мы много лет говорим о необходимости улучшать деловой климат и даже продвинулись на несколько ступенек вверх — но этого мало. Не хотелось бы повторяться, но приходится в который уж раз говорить о том, что бизнесу нужна предсказуемость государственной экономической, в том числе и налоговой, политики. О том, что административные барьеры устраняются очень туго, а коррупция не сдаёт позиций. О том, что нужны адресные, конкретные меры по поддержке малого бизнеса, по развитию регионов и т.д.

БДМ: Может, санкции и контрсанкции нам помогут? Тут уж, хочешь не хочешь, а придётся заниматься и импортозамещением, и развитием собственных отраслей.

Не так всё просто, хотя стимулирующее влияние здесь есть. Однако оживление в отраслях пока, так сказать, «теоретическое» — чтобы запустить процесс импортозамещения, нам требуются и деньги, и умные усилия. И тогда для банков тоже откроется широкое поле деятельности. Но пока ликовать рано — надо побыстрее браться за конкретные дела.

БДМ: Если уж мы заговорили о доступности кредитов, то в рознице ситуация совсем другая: население берёт деньги взаймы с удовольствием и часто бездумно.

Что и дало основания регулятору для мер по охлаждению рынка необеспеченных потребительских кредитов. Это, кстати, было предусмотрено Стратегией–2015, и ситуация подтверждает необходимость таких мер. Понятно, цифры в 40–50% прироста кредитов греют душу банкира, но лишь до тех пор, пока не начинают нарастать просрочки и невозвраты. Так что бездумность характерна не только для иных клиентов, которые берут пятый кредит, чтобы погасить проценты по первому, но и для тех банкиров, которые не задумываются о последствиях своей агрессивной политики.

БДМ: Если говорить о Стратегии–2015 в целом, будет ли она полностью реализована к концу будущего года?

Полагаю, нет, во всяком случае — по качественным целям. По количественным — тоже не убеждён, хотя регулятор считает их достижимыми. Но стратегия ведь не детализирует предстоящей работы, а указывает какие-то общие направления развития. Что касается сроков, то здесь тоже не стоит «с секундомером» отслеживать выполнение того или иного пункта — ситуация меняется, корректируются приоритеты, вмешиваются непредвиденные обстоятельства, как, например, те же антибанковские санкции или воссоединение Крыма с Россией.

Поэтому о конкретных показателях я не стал бы здесь говорить.

А вот о том, что не сделано (и, судя по всему, в оставшийся год сделано не будет), надо сказать обязательно. Не для того, чтобы поставить кому-то «неуд», а для того, чтобы вновь — и очень определённо — обозначить грядущие задачи. Первая — конечно же, добросовестная конкуренция. Пока, как вы видите, с этим у нас совсем нехорошо и лучше не становится. А отсюда и остальные проблемы. Во многих регионах, в глубинке, недоступны даже базовые банковские услуги — у крупных банков, что называется, руки не доходят, да и невыгодно им, а региональных организаций становится всё меньше. Та же ситуация и с обслуживанием МСБ. Как бы хорошо ни работал МСП Банк, но всего рынка он не закрывает, а госбанкам мелкие клиенты неинтересны. К той же проблеме конкуренции относится и отсутствие равного доступа банков к рефинансированию ЦБ.

Можно ещё приводить примеры, но все они так или иначе упираются именно в то, что конкурентное поле у нас искажено, и некоторые действия регулятора, к сожалению, не только не снимают, но даже усугубляют эту проблему.

БДМ: Но ведь что-то же за это время и улучшилось, разве нет?

Конечно, улучшилось. Прежде всего, удалось навести порядок в банковской сфере — и это заслуга регулятора, как бы ни обижались на него банки за высокие требования. Надо понимать, что рыночная свобода банка всегда имеет как минимум одно объективное ограничение — уровень рисков. Как только банк переходит «красную черту», жди беды — не столько даже для него самого, сколько для клиентов, доверивших ему свои средства. Плохо, что порой банкиры в погоне за сиюминутными доходами забывают эту простую истину. Значит, надо напоминать, пусть даже и жёстко.

БДМ: На Международном банковском форуме в Сочи ваша ассоциация намерена представить своё видение стратегии развития банковского сектора до 2020 года. Разумеется, мы посвятим ей отдельную публикацию. Но сейчас я хотела бы спросить лично вас — и как председателя совета, и как представителя РСПП: как вы видите будущее нашей банковской системы?

А я не скажу практически ничего нового по сравнению с тем, о чём мы с вами говорили раньше. Я вижу банковскую систему как неотъемлемую и органичную часть российской экономики, и её задачи должны быть завязаны с экономическими задачами теснейшим образом. Не обслуживание, а сотрудничество — так я обозначил бы характер этих связей. И сама модель роста банковского сектора должна быть привязана к модели экономического роста — к новой модели, подчеркну это. Как видите, снова приходится повторять уже не раз сказанное: от сырьевой модели надо переходить к инвестиционной, вкладывать в производство, способное хотя бы частично снять нашу зависимость от импорта всего и вся, в инфраструктуру, без которой не может быть нормального развития.

И, раз уж вы спрашиваете меня лично, я считаю, что стране необходим ещё один государственный банк — банк промышленного развития и строительства. Если помните, в своё время такой был и отлично выполнял своё предназначение. Так почему бы нам не вспомнить «хорошо забытое старое» и не возродить его в новых условиях и с новыми возможностями? При этом принципиально важно: банк не должен толкаться на коммерческом рынке. Его предназначение — консолидация бюджетных и внебюджетных возможностей для целей их вложения по низкой ставке в программу государственного, инфраструктурного значения, модернизацию российской промышленности.

Беседовала Людмила КОВАЛЕНКО