Писатель свободен от временных форм A− A= A+
Дмитрий ДАРИН — поэт и прозаик, председатель жюри Международной литературной премии имени Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами…», член Союза писателей и Союза журналистов России, член Международной ассоциации писателей и публицистов, доктор экономических наук. На его стихи написано свыше ста известных песен, исполняемых мэтрами нашей сцены, среди которых Иосиф Кобзон, отец и сын Пресняковы, Николай Трубач, Александр Маршал, Алексей Глызин.
БДМ: Что для вас, как прозаика и поэта, означает быть современным?
К литературе понятие «быть современным» я не прилагаю. Другое дело — инструменты литературы: сюда входят, конечно, Интернет, компьютер, банальный уже планшетник — чтобы не терять времени в часы ожидания или в пути добывать либо проверять нужную для написания информацию. В искусстве, которое Иван Ильин определял как служение, ориентированное по внутренним требованиям, по духовным звездам, а не приспособление к спросу и заказу, современным может быть только человек — главный объект любого творческого исследования. Но проблемы современного человека всегда стары как мир. Сопротивление добру и попустительство злу, наивное непонимание последствий, непонимание, отчего его жизнь не складывается счастливо —трагедия вечная, как и литература, исследующая ее. Современными могут быть только средства развлечения, средства изучения — нет. И вообще писатель свободен от каких-либо временных форм.
БДМ: Рассматриваете ли вы музыку и литературу как два разных способа творческого постижения мира?
Постижение мира само по себе, конечно, сверхзадача любого художника. Но это — не знать, как он устроен. И тем более — не знать, почему он так устроен. Вот попытаться понять: зачем мир так устроен — это максимум, что дозволено смертному. Для этого нужно «возмутить ключи» по Тютчеву, питаться ими, но не молчать, а, наоборот, вылить то, что поднимется в тебе. И если это живая вода, а не «современный ил», не ложь, то звук ли, слово ли, будут уже связаны в кристаллическую решетку бытия — ее можно рассмотреть и даже услышать у нее особый звук. В эту секунду человек осознает — зачем он пришел в этот мир. Люди часто плачут на концертах гениев: потому что сразу, в один миг все становится кристально ясным — грехи, свои и чужие, Божий Промысл и благость бытия, свобода зла и свобода добра, и ты сам себе виден со стороны — не видевший этого кристалла сквозь закоптившееся стекло жизненной суеты. Поэтому, как сказал один мудрец, избранные ведут, великие — приподнимают. Чтобы увидеть хотя бы следы ответа, нужно смотреть сверху. Настоящая музыка и настоящая литература — это те два крыла, которые могут приподнять человека над ним самим.
БДМ: У вас вышло пять сборников стихотворений, многие из них переведены на европейские языки и опубликованы за границей. Почему известный поэт Дарин стал писать еще и прозу? Чего вам не хватало для отражения нашей действительности?
Я не считаю, что искусство должно отражать действительность. Я считаю, что искусство должно объяснять действительность. Частично я затронул это в ответе на предыдущий вопрос. Поэзия, которой я уже научился владеть, это слово с большим, нежели проза, удельным весом. Это, если хотите, камень, который нужно бросить в жизненное болото, чтобы ряска совсем уж не затягивала души. Проза — это гать, по которой болото можно перейти. В обоих случаях мы должны предупреждать читателя, где таится топь для его души. Облегчать души — удел священников, наш удел — предостерегать. Чем больше грехов, тем душа тяжелее, тем быстрее утонет. Кому-то достаточно показать топь, бросив камешек в глянцево-зеленый смертельный ковер ряски, а кого-то нужно переводить по доскам.
БДМ: Почему ваши герои — не супермены, а обычные люди, похожие на тех, кто каждый день ходит рядом с нами? Насколько описанные вами персонажи и истории подсмотрены в реальной жизни?
В России вообще хорошо быть писателем. Ничего не нужно придумывать — только подмечать верным глазом да не лениться записывать. Поэтому все, что происходит с героями моих произведений, происходило так или почти так с кем-то в реальной жизни. А если какая-то история и придумалась в голове, не проходит и года, чтобы я не получал подтверждение, иногда почти дословное, от читателей, что это случилось с ними или их близкими. И герой, кстати, отличается от супермена тем, что он обычный человек, поведший себя нравственно в особенных, крайних обстоятельствах. У него нет никаких преимуществ, кроме совести. Но она определяет его поведение и меняет мир. Вот это состояние обычного человека в необычных обстоятельствах, ставящего перед ним нравственный выбор, мне интересно. А когда человек пытается уклониться от него, обычно попадает в лабиринт, выход из которого стоит уже намного дороже.
БДМ: Среди персонажей вашей книги «Русский лабиринт» много тех, кто не смог приспособиться к резко изменившимся условиям жизни, к необходимости «вертеться и зарабатывать». Можно ли сказать, что те, кому сейчас светло и уютно, вас не слишком интересуют?
Не всем тем, у кого все хорошо, так уж светло и уютно. Смотря какой ценой добыт этот уют. Нами правят последствия наших поступков, и именно поэтому так странно ведет себя состоявшийся, богатый и уважаемый герой самого рассказа, давшего название книге «Русский лабиринт». Меня как автора, то есть человека, подарившего жизнь своим героям и следующего за ними иногда (это часто бывает, когда персонаж ведет автора), интересуют любые причины выбора или его избегания. А выбор рано или поздно приходится делать всем — вне зависимости от уюта и благосостояния. Я бы дерзнул сказать так: Бог дал человеку выбор, дьявол сделал его неизбежным. К тому же примитивных, бесцветных и бездарных людей, равно как и ярких и интересных, с «изюминкой», можно встретить в любом сословии. Я дружу и разговариваю и с министрами, и с трактористами, и не всегда известно наперед, беседа с кем окажется «вкуснее».
БДМ: Современное общество называют обществом потребления, в котором любые культурные явления могут существовать, только если их можно адаптировать к требованиям рынка. Что вы думаете по этому поводу?
Культура, особенно массовая, может существовать где хочет, главное, чтобы там была масса. Искусство — отборные зерна, может давать всходы только в подготовленных умах и вспаханных сердцах. В одной из культурологических статей с забавным названием «Бобер, лирик и другие…», вошедших в публицистический блок «Русского лабиринта», ваш покорный слуга приводит эпиграфом слова Николая Бердяева: «Высшая культура нужна лишь немногим. Для средней массы человечества нужна лишь средняя культура. Но этим нужным и понятным лишь немногим духовно держится весь мир и вся история». Что тут можно добавить? Разве что следующее. Озверевший в наше время масскульт, «бессмысленный и беспощадный», которого и не мог представить себе русский философ начала прошлого века, призван для окончательного оплебеивания нации. Просветленного человека в клеть с неоновой вывеской не загонишь. Когда культура начинает обслуживать рынок, то есть приспосабливаться к внешним условиям, по словам Ивана Ильина, к спросу и заказу, то оно вырождается в этот самый масскульт, развлекуху и чернуху. Я знаю девиз этих ушлых и пронырливых довольноглазых дельцов. Он сводится к трем «с»: страх, смех, секс. В этом году был на классическом спектакле «Юнона и Авось» в Ленкоме. Все было прекрасно, но Кончиту раздели и заставили повернуться, извините, голой задницей к зрителям. Для меня кончился не только спектакль — кончился театр, который я так раньше любил. Потому что они забыли свою задачу — приподнимать человека.
БДМ: Как интеллектуальный багаж доктора экономических наук влияет на ваше творчество?
В поэзии не мешает, в прозе подсказывает, в публицистике — помогает.
БДМ: Сейчас поэты часто ищут новые формы общения с поклонниками. Вы выпустили поэтическую видеокнигу, ведете блог. Что будет дальше?
Будущее скрыто от нас. Но есть у меня одна мечта. Хочу с 2015 года организовать Международный Есенинский фестиваль — где-нибудь на Волге, летом, чтобы приезжали все русскоговорящие… нет, русскочувствующие люди, отдыхали, купались, читали и слушали поэзию и песни. Чтобы ремесленники и народные умельцы привозили свои изделия, чтобы была такая, знаете, свободная, полухипповая атмосфера. Вот нужно будет опять по спонсорам ходить, это, конечно, угнетает.
БДМ: Многие известные артисты исполняют ваши песни, есть ли у вас среди них друзья?
Не хотелось бы напрашиваться самому… но Александр Маршал сам со сцены называл меня своим другом, дружеские отношения с Костей Крымским, который поет нашу с Пресняковым-старшим известную лирическую песню «Милая» («Два черных лебедя», как окрестили ее в народе), да и с самим Петровичем мы в приятельских отношениях. Боюсь кого-нибудь пропустить, поэтому больше имен называть не буду.
БДМ: Как вы относитесь к своему детству, родным местам, к людям из вашего прошлого?
Не все люди из прошлого мне, мягко говоря, приятны. Прошлое часто хорошо именно тем, что прошло. Но вот тем, что я коренной ленинградец, горжусь до сих пор и подчеркиваю всегда. Надеюсь, чаще к месту. В Питере, знаете, слова «я родился в Ленинграде» — как пароль. Как код опознавания «свой–чужой». Непременно переспросят — где, чтобы убедиться, но потом принимают радушно. Все нормальные люди гордятся своей малой родиной, но именно ленинградцы, питерцы гордость эту несут по России, которая никогда не должна забывать о своих имперских высотах.
БДМ: Согласны ли вы с мнением, что написать хороший рассказ — задача более сложная, чем написать целый роман?
Ну, это как пойдет. В принципе — чем меньше слов, тем сложнее. Потому поэзия — венец литературы. Но я человек не очень усидчивый, мне иногда просто тошно от того, сколько еще впереди. Слава Богу, один роман «Чиновник» уже написан и даже отредактирован, если ничто не помешает, выйдет в следующем году. А вот очень непростой психологический, жизненный, я бы сказал, роман «Бабье», который разросся до пяти частей, идет не то чтобы трудно, но как-то вязко. Тем не менее этим летом предпоследняя часть, надеюсь, будет завершена.
БДМ: Вы возглавляете жюри Международной литературной премии имени Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами...». Как проходит этот творческий смотр? Неужели до сих пор русская поэзия популярна в мире и в конкурсе участвуют поэты из других стран, близкие по духу к Есенину?
Не просто «до сих пор», а с каждым годом все больше и больше. Свои работы пишущие на русском люди присылают со всех сторон света. В списке есть и США, и Израиль, и Греция, и Германия, и Финляндия, да почитай, вся Европа. Естественно, почти все страны бывшего Советского Союза. Что говорить о самой России — практически из всех мест и уголков все время поступают работы соискателей. Русский язык и русская культура — неисчерпаемый колодец для творческого человека. А любовь к своей Родине — чувство щемящее, тончайшее, неразрывная ткань — с узорами и прорехами, следами от жира и следами от крови, пулевыми отверстиями и мокрыми пятнами от слез. Извините меня за эту некоторую лирическую вольность, но без нее определить высшие чувства нельзя. Вот для выражения таких чувств и существует Международная литературная премия «О Русь, взмахни крылами…». Сначала жюри осуществляет отсев, потом Комитет премии отбирает работы. Отбирают известные профессионалы, их имена опубликованы на сайте премии — причем никто не знает, что читает другой член жюри или комитета. Я как председатель это гарантирую своим именем. И когда дело подходит к финалу, встрять и что-то изменить уже практически невозможно — лидеры по номинациям набирают оценки под протоколы, подписанные в нескольких экземплярах и заверенные председателем комитета — секретарем Союза писателей России. Поэтому неизменно побеждают не свои, салонные поэты из тусовки, а те, кто понравился мастерством и есенинским духом. И, нужно сказать, лауреат премии «О Русь, взмахни крылами…» неизбежно становится известным в России. Так же неизбежно, как и заслуженно…