В обратном направлении: почему конкурентная среда в банковском секторе ухудшается? A− A= A+
Несмотря на вроде бы пристальное внимание регулятора к проблеме конкуренции, концентрация по основным направлениям банковского бизнеса продолжает расти. Новую угрозу стали представлять зарождающиеся банковские экосистемы.
Ни одна профильная конференция, ни одно выступление руководителей Центробанка не обходится без признания удручающей ситуации с конкуренцией в банковской среде. Справедливости ради стоит сказать, что регулятор сам приложил к этому руку, хотя в последние годы и предпринял ряд неловких шагов для выравнивания конкуренции, в том числе, запустив такие проекты, как Единая биометрическая система, «Маркетплейс» и Система быстрых платежей. Однако первые итоги работы этих инфраструктурных проектов разочаровали – проекты оказались откровенно сырыми и потребуется ещё несколько лет прежде, чем они начнут реально влиять на конкуренцию. Если вообще начнут. Пока же мы видим устойчивое многолетнее движение в обратном направлении.
Так, на конец 2019 года объём кредитов, предоставленных юридическим лицам и индивидуальным предпринимателям по 30-ти крупнейшим банкам превысил 6 трлн рублей, что составляет около 90% от всех кредитов, выданных корпоративным заемщикам за год. Картина примерно осталась такой же, как и в начале прошлого года. Похожая картина наблюдается и в сегменте депозитов: доля 30-ти крупнейших банков за 2019 год выросла на 1 процентный пункт – до 86,5%. Доля активов банков, входящих в топ-50 составила на конец 2019 года 92,2% от суммы активов всей банковской системы. Доля пятидесяти крупнейших банков в кредитовании физических лиц составляет те же 92.2%. Вызывает опасения растущая доля концентрации банков, которые занимаются кредитованием малого и среднего бизнеса. Если по итогам 2018 года доля крупных банков составляла 74%, то по итогам прошлого года – уже 80%.
Возьмём теперь самые крупные банки. Доля активов пяти крупнейших банков к началу этого года составила 60,3%. При этом по данным самого ЦБ, в США данный показатель составляет 43%, а в Германии ещё ниже – всего 31%. Отдельно подчеркну, что в топ-10 в России по активам входят всего три банка, которые не контролируются государством. В некоторых сегментах экономики госбанки уже занимают фактически монопольное положение.
Кстати, о госбанках. Их доля в активах банковской системы составляет почти 70%, что также выше, чем во многих других странах. Да, повышение концентрации, с одной стороны, вроде бы положительно сказалось на устойчивости системы (особенно от внешних макроэкономических шоков), но, с другой, оказала своё влияние и на качество услуг и их доступность. Нередко можно услышать мнение, что госбанки не уступают «частникам» в качестве услуг. Однако, на мой взгляд, это временное явление – пока идёт острая фаза конкурентной борьбы, пока ещё есть место для экспансии. Если ничего не поменяется, в скором времени конкурировать госбанки неизбежно станут только друг с другом.
Высокий уровень концентрации можно было бы списать на санацию трёх крупнейших банковских групп в 2017 году и в целом на общее сокращение количества банков. Регулятор продолжает защищать поле от так называемых недобросовестных игроков, в 2019 году было отозвано 24 банковских лицензии, большая часть из которых пришлось на региональных игроков. На начало года в России оставалось 402 банка. Однако, по словам самой Эльвиры Набиуллиной, которые больше похожи на оправдания, доля государства в банковской системе была и до этого высокой – «это историческое наследие».
В ближайшие годы уровень концентрации будет расти – по естественным причинам и, как минимум, до тех пор, пока регулятор не продаст оздоровленные банки «в рынок». Но простой приватизацией тут не обойтись, поскольку с некоторых пор концепция банкинга как такового поменялась – в мире и в России. Как вы знаете, банкиры всё чаще называют свои организации IT-компаниями, а, с некоторых пор, ещё и экосистемами. Речь о том, что банк выстраивает вокруг себя экосреду, вовлекая в периметр своей деятельности нефинансовые бизнесы. Такие экосистемы сегодня выстраивают крупнейшие розничные банки, заключая партнёрства или поглощая другие бизнесы. Так, банки всё чаще предлагают своим клиентам собственные телекоммуникационные, туристические, развлекательные услуги (в частности, онлайн кинотеатры), страхование, брокерские услуги и, наконец, полноценные маркетплейсы, где можно приобрести любой товар. В такой ситуации места частным банкам остаётся всё меньше и меньше, ведь формирование экосистем могут себе позволить только крупные игроки. Прибыльных ниш для большинства некрупных игроков практически не осталось, маржинальность бизнеса снижается, регуляторное давление растет. Что им остаётся? Можно стать частью более крупной экосистемы. И, что самое интересное, это не будет иметь вид недружественного поглощения. Как говорится, небольшим игрокам сделают – и уже делают – «предложения, от которых они не смогут отказаться». Выживут лишь те, кто сумеет стать нишевым игроком. Остальные будут переходить в другие сегменты, способствуя, в том числе, росту серого и даже черного рынка финансовых услуг. То есть, именно той ее части, с которой, словно с ветряными мельницами, вот уже много лет безуспешно борется ЦБ. Альтернативой должно стать изменение закона о Банке России, касательно задач, которые ставятся перед ЦБ, в том числе наделив ЦБ функциями по регулированию конкуренции с ответственностью за ее состояние, ограничив долю госбанков законодательно.
В ЦБ же пока лишь намерены противопоставить растущим финансовым IT-гигантам концепцию «открытого банкинга, в основе которого лежит Open API». Можно было бы приветствовать решимость регулятора, однако финтех в России развивается совсем по другому принципу, нежели, скажем, в Европе или США. Там финтех-компании функционируют отдельно от банков – в рамках того самого Open API. У нас же традиционно каждый крупный банк стремится создавать собственные экосистемы, поглощая молодые и перспективные финтех-стартапы, а теперь ещё и смежные нефинансовые бизнесы. Так далеко не уедем.