Анастасия Бордовских: «Чем шире наши познания о риске, тем больше мы им обеспокоены» A− A= A+

Как современное общество относится к риску, почему климатические изменения приведут к более жесткой политики со стороны государств и можно ли полностью рассчитывать на рейтинги политического риска при анализе инвестиционного климата? Об этом специально для журнала «Юрист спешит на помощь» рассказала колумнист французского геополитического журнала La Revue, старший научный сотрудник кафедры политического анализа факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат политических наук Анастасия Бордовских.

– Давайте начнем с контрольного вопроса. Риск – возможность или стоп-сигнал?

– И то, и другое. Риск сопровождает любое решение, поэтому очень хорошо, когда он первоначально принимает форму стоп-сигнала. Это означает, что происходит его осознание как фактора, влияющего на исход решения. За осознанием последует анализ самого риска, его составляющих и, самое главное, сравнение возможностей и опасностей. Далее все зависит от отношения к риску и от целей, которые мы ставим перед собой. Возьмем совсем простой пример. Вы собираетесь на прогулку к озеру через лес. Вдруг вы осознаете, что не очень хорошо знаете дорогу и можете заблудиться. Это стоп-сигнал о наличии риска. Оценив его, вы можете преодолеть боязнь и все-таки отправиться в путь, чтобы насладиться прохладой озерной воды, или отказаться от прогулки совсем и примириться с невозможностью искупаться в озере. Еще одно решение – попросить хорошо знающего лес соседа пойти вместе с вами. И каждый человек выберет наиболее приемлемый для себя вариант в зависимости от своих боязней, желаний и возможностей. Если стоп-сигнала не возникает, то нет и осознания риска, и оно никак не влияет на изначально принятое решение.

– Такое отношение к риску было всегда? Или его восприятие зависит от конкретной исторической эпохи?

– Приведенный пример показывает взвешенное, объективное отношение к риску, основанное на понимании его наличия как такового. В силу целого ряда причин современное общество более восприимчиво к рискам, нежели предыдущие поколения. Это вовсе не означает, что их стало больше или что они стали опаснее, просто мы научились их замечать и принимать во внимание. Они перестают восприниматься как данность, на которую нельзя повлиять, и это сильно сказывается на философии риска современного человека. Теперь это осознанная угроза, которая вызывает страх и от которой мы ищем постоянной защиты.

– С чем вы связываете всплеск интереса к политическим рискам на современном этапе?

– С объективным всплеском политических трансформаций, с расширением информационного поля их покрытия, с усилением взаимозависимости между странами, их экономиками, индустриями. Эффект домино на современном этапе во много раз сильнее и быстрее, чем это было хотя бы полвека назад. Может быть, на коллективном уровне еще нет понимания, что политический переворот в какой-нибудь стране, скажем, Северной Африке может очень быстро отразиться потерями для конкретного предприятия в Европе, но бизнес-сообществом эта связь в полной мере осознана. Другое объяснение состоит в том, что политический риск уже давно вышел за пределы развивающихся рынков. Сегодня нигде в мире не существует полностью безопасного с точки зрения политического риска пространства для бизнеса. Это тоже оказывает огромное влияние. Не случайно многие объясняют современный всплеск интереса к политическим рискам Брэкзитом, произошедшем в регионе традиционно низкого политического риска.

– В своих последних работах вы пишите о том, что экологический фактор будет оказывать – и это уже видно – все большее влияние на политическую стабильность. Если говорить более подробно, то какие риски несут климатические изменения международному бизнесу? К каким политическим последствиям может привести их реализация?

– Обеспокоенность общества последствиями продолжающегося экологического кризиса будет оказывать давление на политических лидеров. Экология станет в один ряд с такими проблемами, как безопасность, бедность и безработица, точнее она станет с ними неразрывна. К 2030 году МОТ (Международная организация труда. – «Юрист спешит на помощь») прогнозирует упразднение 72 млн рабочих мест вследствие роста температур и сокращения рабочего дня. На фоне увеличения числа пожаров, повышения уровня моря (которое затопит колоссальную часть прибрежных поселений), климатической миграции, проблем продовольствия в связи с засухами, роста заболеваний вследствие загрязнения окружающей среды государства будут вынуждены принимать жесткие меры. Потребуется перестройка всей экономики и, чем дольше она будет оттягиваться, тем более кардинальный характер она примет. Это не может не отразиться на международном бизнесе. Посредством принудительных государственных механизмов он станет ключевым источником как финансирования, так и самого претворения в жизнь этой перестройки.

– Что в таком случае могут сделать государства для минимизации рисков? И как сами инвесторы могут от них защититься?

– Чем раньше будет осознана необходимость принятия срочных мер, тем больше шансов сократить амплитуду уже неизбежных конфликтов между обществом, бизнесом и государством в пространстве экологической политики. Отказываясь признавать катастрофические прогнозы экспертов и действовать в их соответствии, государства выбирают относительную стабильность в краткосрочной перспективе, пока главной обеспокоенностью их граждан по-прежнему является финансовое благополучие. Надо смотреть правде в глаза, перестройка экономики отразится на доходах граждан. Однако, в долгосрочной перспективе, сегодняшняя узость преобразований, прежде всего в энергетической политике (но не только), аукнется несопоставимо большим социально-политическим дисбалансом. Выиграет тот бизнес, который не исключает данного сценария и готовится к нему уже сегодня. Через осуществление энергетического перехода на своем микро-уровне. Развивая технологии, которые будут востребованы в контексте зеленых экономик. Заранее готовясь к будущим стандартам и механизмам госрегулирования, которые довольно просто спрогнозировать.

– По вашему мнению, провал глобальной экологической политики – это нежелание или все-таки неспособность действовать? Как вы оцениваете ее перспективы?

– Имеющиеся в распоряжении механизмы международной кооперации просто не подходят для решения такого рода проблем, как экологический кризис. У национальных правительств связаны руки ожиданиями их граждан, и эти ожидания в мировом масштабе крайне разнородны. Вырабатывать сейчас устраивающие всех стандарты экологической политики уже просто поздно, уже тридцать лет как поздно. Вместе с тем видимость активности глобальной кооперации где-то затормозила принятие проблемы во внимание на национальном уровне. Экологический вопрос был отдан на откуп международным организациям, форумам и конференциям. И только, когда был очевиден провал международного действия, государства стали вырабатывать свои собственные механизмы и энергетического перехода, и зеленой политики. И это очень правильно. Я не верю в то, что экологический кризис будет решен сверху вниз. Гораздо больший потенциал кроется в развитии соревнования между странами за экологическое первенство, за лучшие показатели «зелености», в борьбе за «экологическую силу».

– Какие другие факторы способны стать источником политического риска сегодня? Какие из них могут оказаться неприемлемыми для ведения бизнеса?

– Миграция, новые технологии, изменение в расстановке геополитических сил, дипломатические и торговые конфликты. Безусловно, ковид и связанные с ним ограничения на передвижения остается крайне актуальным источником политического риска… Неприемлемым риском можно считать только формальный запрет или объективную невозможность вести бизнес в другом государстве. Санкции, эмбарго, национализации и войны остаются рисками, к которым сложно адаптироваться и найти решение.

– В начале своего исследовательского пути вы говорили, что у российских инвесторов в принципе отсутствуют какие-либо инструменты управления политическими рисками. Чем было обусловлено их отсутсвие и как эта ситуация обстоит сегодня?

– Россия традиционно относилась к группе развивающихся стран, поэтому политические риски в большей степени волновали иностранных инвесторов, которые приходили на российский рынок. А вот для российских инвесторов за рубежом никто политические риски не оценивал. При этом политический риск российского бизнеса имеет свою специфику, для него малоприменимы методологии, разработанные для американского или западноевропейского инвестора. Своих у нас не было, и мало кто вообще считал необходимым задумываться над существованием этой проблемы, ни на государственном, ни на корпоративном уровне. Ситуация, конечно, меняется. Появились структурированные страховые покрытия от политических рисков, создано российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций. Рейтинги политического риска сегодня в меньшей степени ориентированы исключительно на западного инвестора и дают более универсальную оценку, которая может быть использована для анализа общих параметров инвестиционного климата. Хотя, говоря о самих рейтингах, я бы к ним относилась очень осторожно и отдавала предпочтение индивидуальной оценке.

– Не пора ли и нам задуматься о создании полноценной системы по защите инвестиций за рубежом, которая бы эффективно функционировала и на государственном, и на корпоративном уровне?

– Создать такую систему, наверное, невозможно, а вот иметь налаженный диалог между государством и бизнесом в данной сфере необходимо. Государство должно содействовать тому, чтобы у его бизнеса при приходе за рубеж были достаточные инструменты управления политическим риском: страхование, государственные гарантии, механизмы юридической защиты. Во многом общий фон политического риска может быть улучшен по дипломатической линии. Во французском МИДе, например, есть целая структура, которая содействует родному бизнесу за рубежом как консультационно, так и вполне конкретными действиями. Но корпоративная ответственность по управлению политическими рисками не менее важна.

– В чем именно она состоит?

– Необходимо, чтобы российский бизнес был более восприимчив к тем стоп-сигналам, о которых мы говорили в самом начале. Иными словами, вовремя улавливать риск и искать решения по сокращению его влияния на конечный результат. Просто просматривать рейтинги недостаточно. Они сообщают информацию об общем макро-политическом риске. В зонах очень высокого риска этого, может быть, и достаточно, но во всех других странах политический риск крайне ассиметричен и неоднороден. В зависимости от региона, индустрии, самого инвестора и массы других факторов он принимает различные формы. Поэтому я бы отдавала предпочтение сегодня экспертному микроанализу каждого проекта в отдельности и не забывала о постоянном мониторинге ситуации.

– Какие рынки в условиях действия экстерриториальных санкций наименее проблематичны для российских компаний? Из анализа каких индикаторов стоит исходить при вложении инвестиций?

– В современных условиях вопрос стоит не только в проблематичности, но в самой возможности российских компаний вести бизнес в целом ряде стран. Понятно, что наименее проблематичными остаются рынки, с которыми у России установлены хорошие отношения на межправительственном уровне. Вопрос в том, насколько они интересны с точки зрения макроэкономической привлекательности и множества других факторов. Политический риск ведь далеко не единственный. Доступ к финансированию, квалифицированной рабочей силе и инновациям, наличие инфраструктуры, соблюдение минимальных требований юридической безопасности также оказывают огромное влияние на успех инвестиционного проекта.

– Ульрих Бек писал, что «общество риска есть общество, чреватое катастрофами. Его нормальным состоянием грозит стать чрезвычайное положение». Согласны ли вы с этим утверждением? Насколько оно, по вашему мнению, оправдано в нынешних условиях?

– Очень оправданно, возможно даже в большей степени, чем когда это было написано Беком. Однако причина здесь больше психологического характера. Современное общество находится в постоянном ожидании катастрофы, ее боязни, что во многом ограничивает и его действия. Важнее оказывается подготовиться к чрезвычайным обстоятельствам, чем предотвратить их любыми средствами. В этом смысле мы очень сильно отличаемся от наших предков, которые объективно были подвержены не меньшим рискам, но предпочитали действовать, не задумываясь над всеми возможными сценариями последствий. Современное общество живет в постоянном ожидании катастрофы, пытаясь сократить ее сиюминутное влияние деликатными мерами, но при этом не готовое принести никакой жертвы, чтобы разрешить ее в корне. Мы много говорили об экологическом кризисе. В целом мы осознаем те риски, которые он несет в себе для будущих поколений, но при этом еще больше боимся тех мер, которые могли бы его разрешить. В этом смысле нормальным состоянием современного общества риска является уже не угроза чрезвычайного положения, но существование в условиях нового типа латентной, растянутой во времени чрезвычайности.

– Вся политика государства заключается в том, чтобы...

– …Обеспечить безопасность и благополучие своего народа.

– Хорошая идея та, что…

– …Работает в действительности.

– Воображение важнее знания?

– Знание есть основа воображения.

– Что делает вас сильнее?

– Результат.

– Лучший способ перезагрузить свой мозг?

– Взять паузу до тех пор, пока в один прекрасный день все само собой не станет ясно и просто.

– Ваша рекомендация на каждый день?

– Не унывать. У всех проблем есть решение и из каждой ситуации – выход.

– Современное общество – это все еще общество риска?

– Безусловно.