Банки спасают не ради вкладчиков A− A= A+

Исследование исполнительного директора — главного аналитика Сбербанка России Михаила МАТОВНИКОВА оценивает стоимость банкротства российских банков и затрат на вынужденное оздоровление некоторых из них за последние 10 лет. Опыт актуален в том числе и потому, что новых банкротств в ходе текущего кризиса не избежать. И при существующей эффективности надзора и санаций фонд АСВ запрограммирован на исчерпание.

 

БДМ: Во что обходятся бюджету, обществу проблемы банков?

С момента создания системы страхования вкладов в 2004 году общественные издержки от банкротства банков составили 1,8 триллиона рублей. Сумма складывается из трёх составляющих. Во-первых, это компенсации вкладчикам в размере 390 миллиардов рублей: за 10 лет было зафиксировано более 230 страховых случаев, выплаты по которым осуществлялись из страхового фонда АСВ, плюс ЦБ вынужден был компенсировать убытки вкладчикам 35 банков (сумма — 1,1 миллиарда рублей), не входивших в систему страхования. Во-вторых, в 780 миллиардов рублей (пока!) обошлись расходы на санацию 32 банков. И в-третьих, 650 миллиардов — убытки незастрахованных кредиторов банков: 40 миллиардов по завершённым ликвидациям, и ещё 610 можно ожидать по ликвидациям, находящимся в процессе.

 

БДМ: «Дорого-дёшево» — понятие относительное. По вашим расчётам, издержки от банкротств банков составляли за прошедшую десятилетку 0,4% ВВП ежегодно. Действительно ли это много? В одном из интервью прежний генеральный директор АСВ Александр ТУРБАНОВ оценивал стоимость каскада санаций 2008–2009 годов в 0,7% ВВП, что в сравнении с аналогичными затратами других стран за тот же период выглядело не столь дорогой ценой: в США расходы составили 2% ВВП, в Великобритании — 2,6% ВВП, с учётом гарантий — 5 и 20% ВВП соответственно. Выходит, что мы всё-таки обходимся относительно малой кровью.

Там речь шла о расходах на санацию в условиях кризиса. А моё исследование охватывает десятилетний отрезок, включающий как кризисные, так и бескризисные периоды. Кризисы в нормальной стране не происходят по пять штук за 20 лет. А у нас — происходят. Вот даты: 1995, 1998–1999, 2004, 2008–2009, 2014–2015.

К тому же расходы на санацию последнего периода почти вдвое превышают аналогичные расходы прошлого кризиса (без учёта экстремально высоких, но в общем эксклюзивных затрат на оздоровление Банка Москвы) — 204,9 миллиарда рублей в 2008–2009 годах против 412,3 миллиарда в 2012–2015-м.

В относительном выражении эти расходы сильно подорожали и против величины активов санируемого банка. Средневзвешенный уровень этого показателя за восемь лет, начиная с 2008 года — 37%. Но если в кризисном 2008-м он составляли 29% (в 2009-м, на затухании кризиса, и того меньше — 9%), то в прошлом году — уже 63% от активов банкротов.

 

БДМ: Но боìльшая часть расходов на санацию — по определению возвратна. Ведь она представляет собой кредиты, выданные либо самим проблемным банкам, либо инвесторам, привлечённым к их санации.

Теоретически — да, возвратна. На практике из затраченных более 912 миллиардов рублей пока вернулось около 133. При этом обратите внимание на условия кредитов. Типичные параметры кредита проблемному банку — на 10 лет по ставке 0,51%, санатору-инвестору — на 6 лет по ставке 6%. Это настолько льготные условия, что эти средства можно считать именно расходами, а не возвратными ресурсами: за 10 лет с маржей 7% (против срочных пассивов под 0,51%) заёмщик может удвоить привлечённые средства — в текущей ситуации это доходность ОФЗ аналогичной срочности. Агентству он эти средства через 10 лет вернёт (будем надеяться), но по состоянию «здесь и сейчас» речь идёт по сути о вынужденной эмиссии — 395 миллиардов рублей за период с начала 2014 года по I квартал 2015-го.

 

БДМ: Ну, может, поскольку в данном случае речь идёт об интересах граждан — частных вкладчиков, такие высокие расходы и оправданы? Государство выполняет таким образом свою социальную функцию, а на это можно и раскошелиться.

В том-то и дело, что расходы на санацию превышают объём вкладов в санируемых банках в среднем на 10–20%. С 2008 года объём средств вкладчиков во всех оздоровляемых банках составил около 645 миллиардов рублей, а затраты на санацию — более 912 миллиардов.

 

БДМ: Тогда совсем непонятно, зачем так задорого возиться с проблемными банками: банкротить и все дела, а с вкладчикам рассчитаться из средств фонда страхования. Разве не проще?

Это один из моих выводов — что все санации обходятся дороже, чем обошлась бы просто выплата вкладчикам. По статистике, АСВ удаётся выручить в ходе ликвидации банка порядка четверти от его активов (и в этой сфере можно констатировать большой прогресс: в самом начале запуска ликвидационных механизмов удавалось вернуть около 5%). Объём вкладов у типичного банка составляет 30–35% от активов. Это означает, что около двух третей, или примерно 70%, от затрат на выплаты вкладчикам АСВ могло бы в процессе ликвидации вернуть обратно в фонд. Конечно, не быстро, но вполне реально. То есть издержки могли бы быть меньшими — и для АСВ, и для ЦБ.

Но именно понимая, сколь ничтожную часть активов банка удаётся вернуть в ходе его ликвидации, можно прогнозировать и убытки кредиторов третьей очереди, юридических лиц. Сотни миллиардов. Это убытки, от которых нельзя открещиваться. И многие крупные банки брались спасать именно во имя их крупных системных клиентов (в частности, известно, что «Таврический» спасают ради «Ленэнерго»). Это санации из соображений too big to fail: банки приходится оздоравливать во избежание больших убытков не столько вкладчиков, сколько клиентов-компаний.

Потом через механизм санации пошли и некрупные банки. Думаю, основная аргументация состояла в том, чтобы не опустошить фонд страхования вкладов. Однако уже в 2015 году стало понятно, что фонд ССВ всё равно будет опустошён. И сейчас ЦБ, приняв решение выдать кредит АСВ, с большей готовностью отправляет даже относительно крупные банки на банкротство, а не на санацию.

 

БДМ: Мотивация в пользу выбора санации, а не ликвидации понятна. Тогда, возможно, имеет смысл тщательнее выбирать инструментарий для санационных процедур? Почему, на ваш взгляд, в последний период используется именно такой дорогой инструмент, как выдача кредита, самому проблемному банку либо инвестору? В 2008–2009 годах использовался очень широкий набор мер: и поручительство АСВ, и выкуп ценных бумаг либо проблемных кредитов, и участие в капитале проблемного банка. Существует и практически бесплатный для государства инструмент: пропорциональная передача активов и обязательств проблемного банка другому, устойчивому банку.

Так в том-то и дело, что активы у проблемного банка не покрывают обязательства. Из уже завершённого анализа о состоянии 30 банков, поступивших на санацию в 2014 году, следует, что стоимость активов у них составила всего 37% стоимости обязательств.

А «увлечение» именно инструментом кредитования получило распространение после Банка Москвы и потом использовалось для санации практически всех крупных банков, которые нельзя было банкротить по причинам, о которых уже говорилось: too big to fail, и чьи проблемы с крупными клиентами нельзя решить иначе, кроме как «залив» их деньгами.

 

БДМ: Тогда вопрос уже к регулятору — о качестве надзора. Как можно проглядеть разрыв между активами и обязательствами в 60 с лишним процентов?

Один из выводов моего исследования: проблема высоких расходов на санацию — не столько в неэффективности санационных процедур, сколько в ошибках надзора, позднем реагировании регулятора. Такие «дыры» в балансах образуются, как правило, не одномоментно. И даже не всегда оттого, что банк разворовал и «отогнал» деньги куда-то (хотя и такое случается). Как правило, механизм таков: у банка образуется какая-то «дырка»: например, перестал обслуживаться крупный кредит, и банк пытается её замаскировать путём создания пирамиды — делает вид, что этот кредит обслуживается, привлекает новые вклады и т.д.

С одной стороны, долговременность нарастания проблем — весьма разоблачительная для регулятора информация. С другой — его отчасти оправдывает то, что «дыра» образовалась не в результате того, что одной платёжкой украли, а в ходе долговременного использования различных пирамидальных схем, на которые надзору очень непросто реагировать: формально придраться и не к чему.

Часто собственники выдают кредиты своим компаниям, причём эти компании вполне нормально обслуживают кредиты: на самом деле обслуживают, а не просто «рисуют». Но в случае отзыва лицензии мотивация обслуживать такие кредиты резко пропадает, и они также выходят на просрочку, залоги выводятся — и мы имеем «дыру», которой в момент отзыва лицензии ещё не было.

Хотя, как правило, есть какие-то не вполне формальные звоночки, на которые надзор должен был бы среагировать: либо схема кредита не вполне ясная, либо заёмщик не совсем понятный, либо залога нет. То есть содержательному надзору есть простор для выведения банков на чистую воду.

 

БДМ: А базельские рекомендации за каким номером (подозреваю, трёхзначным) способны обеспечить раннее реагирование на все эти хитрые-хитрые схемы?

Всё же не надо оценивать ситуацию слишком прямолинейно, вульгарно: с одной стороны — банкиры, которые всё разворовали, с другой — надзор, который ничего не видит. Любой надзор исходит из того, что банкиры не стараются угробить банк. Значительная часть таких хитрых схем относится уже не к компетенции банковского надзора, а к ведению следственного комитета, куда любители этих схем в итоге и отправляются. Это зачастую не экономические вещи, которые «лечатся» надзором, а состав неких уголовных преступлений.

Но повод задуматься о совершенствовании надзора — очень серьёзный.

 

БДМ: Как вы относитесь к идее создания специализированной структуры для санации на базе «дочки» АСВ — «Российского капитала»?

Думаю, это может иметь смысл для санации очень крупных банков, для которых может просто не найтись инвесторов. Либо таковые найдутся, но будут запрашивать совершенно астрономические кредиты. Если санировать придётся банки из первой двадцатки, объём кредитов на их оздоровление может составить сотни миллиардов рублей. Не факт, что Банк России будет готов такую сумму выдать под полпроцента годовых: это уже совсем другие последствия с точки зрения кредитно-денежной политики.

 

БДМ: А вы допускаете риски возникновения проблем у банков из Топ-20?

Сейчас вероятность банкротства банков очень велика. По моим оценкам, для небольших банков она составляет 2–6% в год, для крупнейших — 0,7–1,7%, а для госбанков и «дочек» иностранных банков — 0,2–0,3%.

На 1 января 2015 года из 50 крупнейших банков четыре уже находились в процессе санации (8%), а ещё три прошли финансовое оздоровление в 2008–2013 годах. Экономический кризис 2014–2015 годов неизбежно приведёт к новым жертвам из числа банков, в том числе крупных.

 

Беседовала Марина ТАЛЬСКАЯ