Борис Титов: Реализм vs «ограничительная экономика» A− A= A+

Отцы-основатели позиционируют Столыпинский клуб как экспертную площадку предпринимателей, экономистов и политиков, которые по убеждениям — рыночники-реалисты, а по образу действий — прагматики. И это в полной мере проявилось в программе клуба «Экономика роста»: она буквально пропитана конкретикой, будь то сфера налогового регулирования или раздел, формулирующий новые точки конкурентоспособности. Но тут же рядом, почти в первых строках заявляется, что заниматься предлагаемыми реформами «не должны правительственные чиновники, которые уже находились у руля прошлой «сырьевой модели экономики». Что это: максимализм молодого бизнеса или жёсткий реализм, не понаслышке знающий, насколько велика над человеком сила старых принципов, догм и страхов?

Поразмышлять над «экономикой роста» мы попросили одного из авторов программы и её главного идеолога — Бориса ТИТОВА, Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей, а с недавних пор — ещё и председателя Партии Роста.

БДМ: Борис Юрьевич, у меня сложилось впечатление, что как минимум половина положений программы состоит из задач, которыми вы лично и в «Деловой России», и на посту главного защитника предпринимателей занимались все последние годы. Не думаю, что авторы надеются на некую директиву, способную одним махом эти проблемы решить. Даже если программа будет принята, потребуется время, и немалое. Между тем уже на ближайшую перспективу вы ставите цель — вывести экономику России с нынешних полутора процентов мирового ВВП на уровень 5%. Кто станет движущей силой такого троекратного рывка?

Хотел бы для начала отметить, что задача непроста, но реальна. И лучшее тому подтверждение — китайский опыт. Если экономика развитых стран за последние 45 лет выросла втрое, то китайская — в 39 раз! И мы не с нуля начинаем, у нас есть уже на что опереться — прежде всего оборонный и агропромышленный секторы. Давно ли здесь была почти пустыня, а сегодня — мы на первых местах в мире по экспорту зерна и оружия. В других отраслях перемены не так заметны, но тот, кто следит за ситуацией, прекрасно видит, как в последние годы — в том числе и в кризисные — в рост пошли фармацевтика, нефтехимия, пищевая промышленность, машиностроение, да и в целом обрабатывающий сектор.

Если же прямо отвечать на ваш вопрос о том, кто способен сегодня двигать страну вперёд, то я бы на первое место поставил малый и средний бизнес. По мобильности ему нет равных. А главное — многие даже не заметили, как в этой среде выросло и возмужало поколение профессиональных предпринимателей. И, что принципиально важно, они способны обеспечить не только рост, но и его качество. Сейчас уже стало правилом: ни один серьёзный проект даже не рассматривается, если он не содержит экспортной составляющей. А это значит, что рост бизнеса изначально сориентирован на конкурентоспособность. И это важнейшее качество не привнесено извне, оно лежит в самой логике современного предпринимательства.

Важно также понимать, что эти внутренние, качественные по своему существу перемены произошли не благодаря, а вопреки проводимой в стране политике макроэкономической стабилизации, таргетирования инфляции и сбалансированного бюджета. Но если в период высоких цен на нефть такая политика хоть как-то себя оправдывала, то в сегодняшних реалиях она невозможна уже потому, что главный источник средств для развития скукожился вдвое. Ставка на экспорт сырья не в состоянии обеспечить уровень доходов, необходимый для поддержания устойчивого социально-экономического положения страны. Более того, с учётом долгосрочного характера низкой сырьевой конъюнктуры консервация модели «Россия — источник сырья для развитого мира» будет неизбежно воспроизводить дальнейший спад и депрессию.

Между тем у нашей экономики есть и иной — не связанный с экспортом природной ренты — потенциал роста. «Точки конкурентоспособности» можно сгруппировать в две большие категории. Во-первых, это новые направления, связанные с развитием научно-технического прогресса и его проникновением в самые разные сферы жизни. А второй мощный пласт развития возник в результате падения курса рубля — это открыло возможность снижения издержек в производстве «простых вещей» на основе современных технологий.

Отечественный бизнес прекрасно видит эти возможности. Но чтобы их «активировать», приоритетом экономической политики должна стать не пассивная макроэкономическая стабилизация, а задача качественного роста на основе раскрытия предпринимательской инициативы, реальной, а не мнимой, конкуренции, стимулирования притока в реальный сектор высокотехнологичных инвестиций и эффективной социальной политики.

Мы — прагматики и хорошо понимаем, что на такой разворот тоже понадобится время. Но сам факт, что страна на него решилась, станет мощнейшим стимулом для предпринимателей, и это уже само по себе позволит выйти на положительную траекторию роста. А каждый следующий шаг на пути формирования новой экономической политики будет только наращивать темпы нашего развития.

 

БДМ: Оппоненты, однако, уже записали вашу программу в разряд очередных прожектов, способных лишь завести страну в коллапс. Главный их аргумент — вы предлагаете «залить экономику деньгами», что вызовет инфляцию со всеми вытекающими отсюда последствиями. Насколько весомы такие опасения?

Ровно настолько, насколько опасна элементарная подтасовка аргументов. Да, мы действительно убеждены, что уровень монетизации российской экономики недостаточен: денежная масса М2 у нас составляет всего 45% ВВП, а в Китае — 195%. Поэтому предлагаем постепенно и пошагово довести этот уровень до 80–90%. Но больше денег вовсе не значит — безгранично много, и уж тем более — бесконтрольно. В программе чётко прописано, куда именно должны поступать дополнительные деньги и по каким каналам, — любой желающий может детально ознакомиться с нашими предложениями на сайте клуба.

Но это — только условие. Суть же состоит в изменении мандата Банка России: совместно с правительством он должен осуществить переход от ограничительной к стимулирующей денежно-кредитной политике, таргетирующей, наряду с инфляцией, рост ВВП, низкие ставки долгосрочного кредита, снижение волатильности рубля к основным валютам. Для этого в мировой практике достаточно апробированных инструментов. Да и инфляция у нас — теперь уже все понимают — носит немонетарный характер. Поэтому «иссушением» денежной массы бороться с нею бессмысленно. Эффект может быть достигнут только в результате экономического роста, снижения издержек, повышения производительности труда и увеличения масштабов производства за счёт внедрения передовых технологий. Именно эти цели и должны быть положены в основу новой денежно-кредитной политики.

Больше всего, признаюсь, меня поражает двусмысленность позиции наших оппонентов: сегодняшняя ограничительная политика нисколько не мешает Центробанку эмитировать деньги. Но — не на цели экономического роста. В 2015-м он провёл эмиссию в 1 триллион рублей для домонетизации банковского оборота. С начала этого года уже выдано АСВ 600 миллиардов рублей кредитов под символическую ставку, и эти деньги уж точно прямиком ушли на потребительский рынок. Всего же за последние три года Банк России эмитировал 8,4 триллиона рублей. Сравните: программа Столыпинского клуба предлагает увеличить кредитование реального сектора всего на 7,5 триллиона рублей. Причём не за три, а за пять лет, и вдобавок — связав эти деньги целевыми механизмами институтов развития. Так что обвинения явно не по адресу: печатный станок уже работает, но эффекта это не даёт, так как деньги попадают на валютный и потребительский рынок и оказывают инфляционное давление на курс рубля и экономику в целом.

 

БДМ: Но ведь вы хотите, чтобы деньги были ещё и дешёвыми?

Безусловно. И вовсе не потому, что всегда «лучше быть здоровым и богатым». Дешёвые кредиты — это категорическое требование жизни. Недавно Минэкономразвития признало, что основными факторами, повлиявшими на инфляцию в прошлом году, стали низкий объём внутреннего производства и высокая доля импорта: на их долю пришлось 65%. Изменить ситуацию можно только одним способом — заложив новые производства и расширив действующие на основе передовых технологий. И под каждый такой проект требуются кредиты. Но если, как сегодня, они будут стоить под 20% годовых, то брать их никто не станет, потому что рентабельность в обрабатывающем секторе у нас редко поднимается выше 15%. И если финансово-кредитная политика не включает в себя механизмы, способные снять это системное противоречие нашей экономики, то через год МЭР опять будет безучастно констатировать всё те же 65%.

 

БДМ: Аграрии, однако, не на облаке живут, и тем не менее успешно развиваются. Да и Банк России обещает в ближайшие год-два выйти на уровень инфляции в 4%, и вот тогда-то у нас будет, как в Европе...

С агропромышленным комплексом — случай особый. Поскольку обеспеченность продовольствием относится к важнейшим факторам национальной безопасности, на государственном уровне было принято решение о финансовой поддержке этого сектора. И если суммировать все действующие форматы такой поддержки, то реальная стоимость кредитов аграриям окажется на уровне 7–8%. Отсюда и рост. Но в действительности этот пример наглядно показывает, что развиваться в сегодняшних условиях можно только вопреки политике, которую проводит Центробанк.

Что же касается знаменитых «четырёх процентов», то слышим мы про них уже не один год. В более общем виде это — всё тот же тезис про повышение доступности финансовых ресурсов: наступить этот заветный момент может исключительно в условиях ценовой стабильности. Это квинтэссенция политики Банка России, которой он неуклонно следует два десятка лет. Политики, как показали прожитые годы, — крайне неудачной. За это время не удалось ни инфляцию нормализовать, ни процентную ставку, ни валютный курс. И именно в таком подходе, на наш взгляд, одна из базовых причин макроэкономических неудач России. Достаточно обратиться к мировому опыту, чтобы увидеть: ни одна страна не решала задачу интенсивного развития, опираясь на формулу «утром — стулья, вечером — деньги». Все, кто совершил «экономическое чудо», поступали как раз наоборот — проводя активную финансовую политику, нацеленную на развитие.

 

БДМ: Будем считать, что в необходимости смены финансово-кредитной политики вы меня убедили. Но получить кредит, пусть и дешёвый, — даже не половина дела. Вторая и безусловно более сложная часть задачи связана с тем, как эти средства будут потрачены. На чём основывается ваша уверенность в том, что сегодняшний предприниматель найдёт деньгам оптимальное применение и в результате будет создано производство — маленькое или среднее, но которое, как пазл, войдёт в общую картину нашей завтрашней экономики?

Согласен, это и есть главная задача, решить которую можно только комплексно, что, собственно, мы и попытались прописать в своей программе. Но если опять обратиться к внутренней мотивации сегодняшнего предпринимателя, то к уже упомянутой нацеленности на конкурентоспособность своего бизнеса я бы добавил такой интегральный фактор, как создание высокопроизводительных рабочих мест.

Президент, как известно, поставил задачу довести их число к 2020 году до 25 миллионов. До сих пор, правда, так и непонятно, что считать высокопроизводительным рабочим местом. Официально в стране действует методика Росстата, в которой за основу берётся уровень зарплаты, что дезориентирует и бизнес, и структуры управления, подталкивая их к опережающему росту оплаты труда. Поэтому «Деловая Россия» предложила свою методику, где за базу, как и в странах ОЭСР, принимается показатель добавленной стоимости на одного работника, а высокопроизводительным считается рабочее место, если на нём произведено в 1,5 раза больше добавленной стоимости, чем в среднем по данному виду деятельности. Разница в подходах наглядно видна в оценке динамики роста. По данным Росстата, в 2013 году в стране насчитывалось 17,5 миллиона высокопроизводительных рабочих мест, а в 2015-м лишь 16,8 миллиона, что, собственно, и отражает падение уровня оплаты труда в этот период, и ничего больше. По нашим же расчётам, в 2013-м было только 13,8 миллиона таких мест, но за три года их число выросло на полтора миллиона. Иными словами, мы видим то, что реально в экономике и происходит: борьбу бизнеса в условиях кризиса за снижение издержек производства.

Если же мы с такими мерками рассмотрим экономику в отраслевом срезе, то получим ещё более интересную картину. Лидеры — обрабатывающая промышленность, торговля и ремонт, а также сельское хозяйство — сконцентрировали ровно половину высокопроизводительных рабочих мест. Более того, в 2014–2015 годах они обеспечили 67% общего прироста добавленной стоимости в стране. Недостаёт лишь ещё одного очевидного факта: именно в этих отраслях максимально представлено малое и среднее предпринимательство. И получается, что без каких-либо понуканий со стороны важнейшую для экономики задачу повышения производительности труда предприниматели восприняли как свою личную и — успешно её решают.

 

БДМ: Трудно не согласиться с такой аргументацией. Но у меня заготовлен ещё один каверзный вопрос. Принято считать, что рынок и план — две вещи несовместные. Между тем в вашей программе серьёзное место отводится институту планирования, хотя и называете вы его индикативным. Как удалось преодолеть реакцию отторжения?

Если честно, то никакой особой реакции не было, да и быть не может у тех, кто занимается реальным бизнесом. Ни один настоящий предприниматель не живёт сегодняшним днём. Его он проходит уже на автопилоте, а основная работа связана с днём завтрашним. Но если в своём регионе ближайшие перспективы ещё как-то просматриваются, то в масштабах страны они, как правило, размыты, не говоря уже о профильной достоверной информации, которая как воздух нужна в любом деле.

В то же время все прекрасно понимают, что мы уже давно живём в глобальном мире, и, чтобы занимать в нём достойное место, необходимо в первую очередь определиться со страновой конкурентоспособностью. Поэтому мы считаем необходимым разработать и утвердить национальную стратегию экономического развития страны. Одна из важнейших её задач — спрогнозировать технологические изменения, способные определять мировое развитие, и сформировать комплекс программ по приоритетным направлениям, в которых Россия может стать лидером на глобальном рынке. Очевидно, это будут информационные технологии, новое поколение инжиниринговых услуг, композитные материалы, генные и биотехнологии. Важно, однако, чтобы эти прорывные направления не были оторваны от отраслевых, региональных и кластерных стратегий, — они должны быть увязаны в единую систему и взаимодополнять друг друга.

Второй, более конкретизированный уровень связан с созданием и внедрением системы индикативного планирования «Электронная модель экономики». В числе других задач, используя межрегиональные и межотраслевые балансы и динамические модели, система должна прогнозировать на ближайшую перспективу объёмы производства и потребления, изменения спроса и предложения, в том числе структурные, определять потребности в инфраструктуре, материальных и финансовых ресурсах. Отдельный раздел должен быть посвящён новым точкам роста, способным генерировать ресурсы, необходимые для развития всей экономики. Для их активации и развития целесообразно сформировать отраслевые и региональные программы, основанные на принципах проектного управления и включающие комплекс денежно-кредитных, налоговых, тарифных и иных инструментов, включая стимулирование спроса.

Мы убеждены, что любой «рыночник» без сожаления расстанется с сегодняшним форматом, больше напоминающим базар, и с удовольствием примет такой организованный рынок, в котором работа сразу же пойдёт намного эффективнее.

 

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО