Экономика прирастёт политической волей A− A= A+

Внутреннее состояние российской экономики приобрело в этом году откровенно геополитическую значимость. Спрогнозировать её развитие в этом новом качестве мы попросили Михаила ДЕЛЯГИНА,директора Института проблем глобализации.

Перспективы российской экономики всецело зависят от политики правительства и Банка России. Уже в 2011 году стало очевидным: коррупция и монополизм достигли уровня, который блокирует дальнейшее развитие. Рост практически прекратился, и если бы не две волны девальвации, спад начался бы уже в прошлом году. Политика 1990-х себя изжила. По сути своей, она искусственно создаёт финансовый голод, что в первую очередь уничтожает промышленную сферу. И если ситуацию не изменить, у нас начнётся спад — при любой цене на нефть. Счёт пошёл уже на месяцы: до августа, максимум до декабря, 2015 года стабильность ещё удастся удержать, а потом страна сорвётся в кризис.

БДМ: Прямо апокалипсис какой-то. Неужели нет никакой возможности беду предотвратить?

Государство для этого должно сделать три вещи: ограничить коррупцию, обуздать произвол монополий, а плюс к этому — приступить к модернизации инфраструктуры. В результате резко и надолго вырастет деловая активность. Модернизация инфраструктуры как результат резко снизит издержки общества, а как процесс сформирует устойчивый долгосрочный спрос. Сегодня этим занимается любая развитая страна, генерируя спрос с помощью проектного финансирования. Потому, собственно, она и развитая, что эмитирует деньги, исходя из нужд своей экономики, а не соглашается на лимит, который ей позволяют заработать на внешних рынках. И если нам такой разворот удастся совершить, то будет безразлично, какая сложится цена на рынках — $120 или $60 за баррель. Развиваться мы станем в первую очередь за счёт внутренних ресурсов.

В этом отношении у нас огромное преимущество перед остальным миром. В большинстве стран инфраструктура уже построена, и главная проблема для них — куда вкладывать деньги. Нет новых проектов, которые будут приносить прибыль. У нас же здесь непаханое поле. При этом прибыль будут получать не только непосредственные участники инфраструктурного проекта, но и весь бизнес, расположенный в его ареале, то есть, при должном масштабе, вся страна. Ведь инфраструктура — экономическое выражение свободы, она создаёт возможности развития для всех.

БДМ: Но это ведь совсем другая картина. И что требуется, чтобы она стала реальностью?

Вот уже больше года Россия стоит перед этой развилкой. Суть её в том, чтобы перейти, наконец, от разворовывания советского наследства — под эту задачу и было в своё время создано государство — к нормальному развитию экономики и общества. Но руководства правительства и Банка России последовательно выбирают либеральный путь, который, как и в 1990-х, может привести к самым печальным последствиям.

БДМ: Полагаю, что выбрать: налево идти или направо — не самое трудное. Где деньги брать? Мы уже четверть века живём в условиях, когда эмиссия привязана к объёму валюты, поступившей в страну от экспорта…

Не всегда. В последние полтора–два года мы имели целевое рефинансирование банковской системы.

БДМ: В кризисной ситуации. А чтобы в нормальной ситуации сохранить самостоятельную эмиссию, требуется глубокая внутренняя перестройка.

Вообще-то последние полтора–два года ситуация всё же не кризисная. Для нормализации финансовой политики не надо ничего ломать, достаточно обойтись простыми регулятивными изменениями: внести коррективы в нормативы, дифференцировать уровни резервирования. Валютный контроль у нас никто не отменял: если вы вывозите за границу больше 600 тысяч рублей, то это сразу фиксируется. Остаётся лишь преобразовать нынешний формальный контроль — в реальный.

БДМ: Это напоминает своего рода заклинание: о том, что нужно бороться с монополизмом, мы говорили в 1990-е и продолжаем говорить сейчас. Что изменилось?

Да не нужно бороться с монополизмом, поскольку это естественное свойство крупного производства. Речь должна идти о злоупотреблениях монопольным положением. А для этого антимонопольной службе необходимо обеспечить финансовую прозрачность поднадзорных структур. Это первое её право и, кстати сказать, обязанность. А второе право — при резких изменениях цены вернуть положение к исходному состоянию и уже в спокойном режиме проводить расследование. Так это принято, например, в Германии.

БДМ: Но что мешало ввести такой механизм 10 лет назад?

Прежде всего, наверное, то, что это непросто. Обеспечить финансовую прозрачность крупной корпорации — сложная задача. Но решать её всё равно нужно. Тем более что одновременно мы подбираемся и к другой нашей беде: если монополия не сможет злоупотреблять своим положением, то чем же они, извините, будут платить взятки? Из собственного кармана? Так что нужно начинать. Создать надлежащую инструкцию, ввести её постановлением правительства и — исполнять. На первых порах, естественно, не всё будет получаться, но если постараться, то всё равно получится.

БДМ: Однако вы только что назвали отпущенный нам срок — август–декабрь будущего года. Наверняка не успеем…

Само создание таких механизмов и начало движения в этом направлении станет мощным фактором, сдерживающим негативные процессы в экономике.

БДМ: А звено, за которое нужно потянуть, чтобы вытащить цепь, — это крупные монополии?

Всё зависит от конкретной ситуации. Если самое уязвимое место у нас — торговые сети, значит, начинать нужно именно с них. Если энергетика — значит, сосредоточиться нужно на ценообразовании именно в этой отрасли, где злоупотребление положением начинается уже с методик расчёта себестоимости.

БДМ: Но для такого контроля — чтобы реально добираться до внутренних методик — государству придётся сформировать ещё один аппарат, аналогичный действующему в монополиях.

Совсем не обязательно. Налоговая служба достаточно эффективно решает свои задачи, не дублируя бухгалтерские службы поднадзорных предприятий. И во всём мире дело так поставлено. Почему в развитых странах прекрасно обходятся относительно небольшими группами аудиторов, а у нас это невозможно?

БДМ: Так об этом я, собственно, и спрашиваю. Почему всем очевидные задачи два десятилетия не решались, а теперь вдруг решатся, да ещё и в такие жёсткие сроки?

Это политический вопрос. И как всегда, он болезненный. Пока система располагала ресурсами, его можно было отодвигать, что и делалось. Но сегодня ресурсы исчерпаны. Вдобавок чётко проговорена консолидированная позиция Запада: она заключается в том, чтобы уничтожить Путина как политическое явление, а если удастся — то и физически. Говорится об этом предельно откровенно.

Вопрос поэтому приобретает принципиально иное звучание — он непосредственно затрагивает многих из тех, кто принимал участие в становлении и развитии системы. А значит, и побудительная мотивация иная — она уже не сводится к простому и естественному желанию сделать лучше, чем было, а заключается, скорее, в простом выживании. Отсюда и мой оптимизм: государство пока ещё имеет возможность осознать новую ситуацию и переформатировать себя.

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО