Критичность импорта A− A= A+

Невозможно, да и не нужно производить все на свете товары внутри страны. Но критические виды продукции, от которых зависит безопасность государства, нужно делать самим. Как скоро Россия сможет наладить такие стратегические производства? Об этом разговор с руководителем реального сектора ЦМАКП Владимиром САЛЬНИКОВЫМ.

БДМ: Насколько реально развить импортозамещение до степени независимости от внешнего мира? Власти, похоже, именно на это нацелены?

Мне кажется, ставить вопрос о полной независимости от внешнего мира — это перебор. И именно так его власти и не ставят. Как мир стара теория о том, что каждая страна специализируется на тех производствах, в которых она более эффективна, более конкурентоспособна. На этом мировая торговля и основана. Полная автономия — крайне неэффективное мероприятие, от этого теряют все.

Но надо действительно выправлять перекосы, которые у нас существуют в части торговли с внешним миром. Речь о том, чтобы зависимость от импорта не была критической, не была такой неэффективной, как сейчас. Там, где мы можем делать эффективно, надо, конечно, делать самим.

БДМ: В таком случае в каких отраслях развивать импортозамещение нужно обязательно?

Подход к оценке востребованности импортозамещения должен быть комплексным, учитывающим целый спектр факторов, в том числе и неэкономических, в частности — политически обусловленные приоритеты, связанные с безопасностью государства. Так, в машиностроении есть ряд критических технологий, критических производств, которые ну просто нельзя отпускать за пределы страны. Это может не очень хорошо обернуться. Пример с Украиной: мы потеряли и теряем целый ряд высокотехнологичных производств, поскольку она сворачивает военно-техническое сотрудничество с Россией. И теперь за границей остаётся целый ряд стратегических производств: газотурбинные двигатели для флота, вертолётные двигатели, многое другое. Можно, например, ещё вспомнить, что в советский период турбины для атомных реакторов выпускали в Харькове, и это производство тоже было потеряно.

Также есть политически обусловленные приоритеты в вопросе продовольственной безопасности, разработана соответствующая доктрина. Это тоже очень существенная сфера.

А об импортозамещении в остальных отраслях и производствах, что находятся за пределами сферы государственной безопасности, можно говорить всё-таки с точки зрения экономической целесообразности и эффективности.

БДМ: Каковы критерии?

Тот критерий, которым оперируют чиновники, занимающиеся вопросом приоритетов импортозамещения, а именно — доля импорта на рынке, мне представляется очень грубым и по большому счёту неверным показателем. Его нельзя использовать в современном мире, где очень существенно мировое разделение труда и у каждой страны определилась специализация. Доля импорта может вообще ни о чём не говорить, это показатель из середины прошлого века (если нет вопросов безопасности).

В качестве критерия нужно использовать относительные показатели. Подходы, например, связанные с анализом выявленных преимуществ торговли, когда сравнивается отраслевая структура экспорта и импорта конкретной страны со среднемировым уровнем или уровнем целевой группы стран. Например, для России — это развитые страны. Такой индекс сразу показывает, насколько мы отклоняемся от тренда общемирового или от развитых стран.

Если оценивать по такому индексу, выясняется очень много интересного. Например, текстильное производство у нас принято называть отсталым: мол, нужно что-то делать, развивать лёгкую промышленность. Это не вполне верная позиция. В сложившейся практике мирового разделения труда на этом производстве сейчас специализируются отсталые страны Юго-Восточной Азии. Даже Китай начинает «отползать» потихоньку из этой ниши, передавая производство ещё менее развитым странам типа Бангладеш. И многие развитые страны имеют долю импорта текстиля приблизительно такую же, как и у нас. За исключением некоторых европейских стран, которые специализируются на дорогой одежде (именно на одежде, в текстильном производстве никто из них не специализируется).

Второй похожий пример — производство компонентов по радиоэлектронике. Сейчас это удел относительно более высокоразвитых стран Юго-Восточной Азии: Таиланда, Тайваня, Китая. Очень многие развитые страны не занимаются таким производством и прекрасно себя чувствуют, импортируя эту продукцию. В этом производстве есть ниши, относительно которых возникает вопрос о критических технологиях, — те же микросхемы «высокой сборки». Но если говорить о ширпотребе, об относительно простых радиодеталях гражданского назначения, то давным-давно никакой нужды в собственном производстве этих компонентов нет.

Ну а после отраслевой оценки по таким критериям появляется целый комплекс вопросов, связанных с масштабами рынка, с динамикой каждой конкретной отрасли. Очень важный момент — оценка компетенций наших компаний на этих рынках: есть ли там в принципе хоть какие-то предприятия, которые развиваются, растут и могут дальше заниматься импортозамещением. Потому что если сектор настолько отсталый, что там полторы компании, которые загибаются и не понимают, как жить дальше, то, понятно, в этом секторе ловить нечего (или, по крайней мере, развивать там что-то нужно с нуля, это важно понимать). Нужны компании, хотя бы две в секторе, которые находят бизнес-ходы, позволяющие развиваться в тех условиях, которые сложились. И вот если им начать помогать — не просто тупо давая деньги, а снимая барьеры для развития, то, может быть, какой-то результат и появится.

БДМ: В каких отраслях российской экономики процессы импортозамещения могут пойти более легко, в каких — со скрипом?

Машиностроение — это наша боль последних 25 лет. Там действительно очень велика зависимость от импорта. И этот сектор нужно безусловно развивать, потому что здесь и высокотехнологичное производство, и мощный спрос внутреннего рынка, и высокая добавленная стоимость. Важно, что во многих сегментах процессы импортозамещения уже идут — в ряде случаев не идеально, со скрипом. Но главное, что они могут идти, потому что есть компании, с которыми можно разговаривать о чём-то. Даже в станкостроении, которое все годы загибалось и где зависимость от импорта почти абсолютная, есть такая компания, как «Интерскол», которая без какой-либо поддержки нашла модель существования и за последние несколько лет более чем на порядок увеличила объёмы своего производства. В этом смысле интересен и опыт совместного предприятия «Ковосвит»: россияне там начинали с импорта, как торговая компания, но, изучив рынок, стали развивать закупки с какой-то минимальной доводкой импортных станков, потом со всё большей локализацией собственных компонентов. Да, они сильно сидят на импорте комплектующих, тем не менее у них есть собственное развивающееся производство.

В химическом комплексе (включая производство резиновых и пластмассовых изделий) процессы импортозамещения идут со второй половины 2000-х годов. Там потенциал импортозамещения есть, рынок растёт, и компании растут вместе с ним. Благо и сырьевая база есть, и новые производства давно открываются. Главное там, может быть, просто не мешать.

Сегмент непродовольственных товаров повседневного спроса — сложный, здесь очень высока конкуренция со странами Юго-Восточной Азии. У отдельных компаний в этом сегменте есть успех, но не знаю, насколько его можно тиражировать в масштабах отрасли.

В сегменте продуктов питания процессы импортозамещения неплохо шли и до санкций, но в инерционном режиме. На тот момент темпов было достаточно. Сейчас вопрос актуализировался. Но более интенсивное развитие сдерживает сельскохозяйственная база. Многие вещи нельзя сделать быстро. Если, например, проект по курице можно реализовать, утрируя, в течение года, то свинину можно получить лишь через два–три года, говядину — через четыре–пять лет. И ускорить процесс невозможно.

БДМ: Оцените потенциал импортозамещения с точки зрения наличествующих производственных мощностей.

С этим у нас совсем нехорошо. В каких-то сегментах — в пищёвке, в химии — есть небольшие свободные мощности. А в большинстве остальных отраслей — затык, причём именно с новыми, конкурентоспособными мощностями. И всё это требует инвестиций. Минимум — от года, а на самом деле — от двух–трёх лет. А если говорить о каких-то базовых крупнотоннажных производствах, то и более «длинных».

И до начала нынешнего кризиса мы ожидали, что следующая фаза экономического развития станет инвестиционной, — Россия была инвестиционно привлекательной страной. Но события последнего года подкашивают эти планы. Бума инвестиций ожидать уже сложно. Остаётся надеяться, что некая полустагнация-полурост хотя бы сохранится. К стимулированию инвестиций должно подключиться государство. Нужно развивать проектное финансирование, активизировать практику субсидирования процентных ставок, которые в последнее время существенно выросли.

БДМ: Какова цена вопроса импортозамещения — по срокам, по объёмам инвестиций?

Быстро всё не сделается. Будем надеяться, что хоть как-то процесс запустится.

По поводу госинвестиций — вопрос сложный. Понятно, что у государства сейчас денег немного: цена на нефть падает, с доходами не очень, но при этом есть большая часть социальных расходов, которые надо поддерживать. Идёт постоянный поиск — на чём бы ещё сэкономить, какие расходы зарубить.

В этой ситуации вопрос эффективности госинвестиций — ключевой, потому что имеет прямое отношение к объёмам финансирования. Если начать тупо зарывать деньги в землю, то можно зарыть любое количество. Это не вопрос. И в этом смысле сейчас даже к инфраструктурным проектам надо подходить очень осторожно, потому что это крайне долгосрочные проекты, которые непонятно когда отобьют себя. Если запускать такие проекты, то только в целях «расшивки» каких-то критически узких мест.

Сейчас гораздо более важна с точки зрения среднесрочной перспективы не инфраструктура. Актуален реальный сектор, именно тщательно отобранные промышленные проекты с большим мультипликатором нужно поддерживать через механизмы проектного финансирования, субсидирования процентной ставки. При этом тщательность отбора не должна зашкаливать за разумные требования. Не секрет, что многие инструменты господдержки оказывались невостребованными со стороны предприятий именно потому, что подразумевали сбор тонн документов. Претендентов на госпомощь просто замордовывали проверками. Многие предпочитали не связываться.

И в этом плане есть большой смысл расформализовать — в разумных пределах — критерии отбора. По аналогии с кредитными историями граждан. Ведь многие предприятия накопили десятилетние истории своего развития, доказали эффективность своих бизнес-моделей. И если компания в течение долгого времени расширяла свой бизнес, увеличивала выручку, эффективность, то явно есть высокая вероятность того, что предложенный ею инвестпроект — толковый и выверенный. Таким компаниям надо давать поддержку не то чтобы не глядя, но — точно не усердствуя с проверками. Подчеркну: я всецело за контроль, но контроль с минимальными издержками, а критерий эффективности — один из важнейших.

БДМ: О каких суммах господдержки может идти речь?

В идеале в ближайшие пару лет требуется дополнительно не менее триллиона рублей ежегодных инвестиций в основной капитал. Не все из них — за счёт государства. Так, в 2013 году доля госучастия составила около 20%. Если следовать этой пропорции, потребуется около 200 миллиардов рублей ежегодных госинвестиций. Причём не обязательно в виде прямых вливаний. Можно активно применять и косвенные инструменты.

Беседовала Марина ТАЛЬСКАЯ