…А правда — на стороне БРИКС A− A= A+

Похоже, россиян заставили-таки расстаться с беспричинной надеждой на Запад, который непременно должен нам помочь. Ни разу эта надежда не сбылась, но вера упорно не исчезала, и даже теперь, после Украины, всё же осталась часть сограждан, которые продолжают её лелеять в глубине души. Страна между тем разворачивается на Восток, пугающий миллиардным населением и непостижимой способностью встать в ближайшие годы вровень с могущественным Западом. Удастся ли устоять в таких объятиях? И не только устоять, но ещё и возродить некое подобие Варшавского союза, чтобы достойно ответить на брошенные нам вызовы.

Часть ответов, вероятно, мы получим уже в ближайшие дни: 9 июля в Уфе открывается саммит БРИКС, который непосредственно перетекает в саммит ШОС. Событие экстраординарное, учитывая нарастающее напряжение в мире, и нет сомнения, что во всех странах будут следить за каждой новостью из Уфы. Помочь читателям журнала разобраться в этом потоке информации редакция попросила Викторию ПЕРСКУЮ, доктора экономических наук, профессора, действительного члена РАЕН.

Сразу же начну с несогласия: ни о каком аналоге Варшавского блока речь на саммите идти не будет. Более того, малейшее сползание БРИКС в сторону блокового мышления — это путь к разрушению мощного конструктивного начала, которое несёт в себе объединение. И это не моё личное мнение. Как и другие основные положения и оценки, которые мне в дальнейшем придётся высказывать, — это плод совместной работы, которую мы ведём уже более 10 лет вместе с Михаилом ЭСКИНДАРОВЫМ, доктором экономических наук, профессором, ректором Финансового университета при Правительстве РФ.

БДМ: Такая категоричность, очевидно, связана с тем, что пятёрка стран БРИКС разбросана по всем континентам, и это объективно мешает политической и оборонной консолидации?

География, безусловно, тоже сказывается, но это далеко не главная причина. Принципиальная новизна и особенность БРИКС заключается в том, что это объединение — не интеграционного типа. Во всяком случае, в том понимании интеграции, которое сложилось в европейской и англосаксонской культуре в последние десятилетия. Специфика проявляется прежде всего в том, что каждая из пяти стран сама по себе является центром развития и притяжения для окружающих экономик региона. Вместе же они уже сегодня составляют основу многополярной мировой экономики, которой в ближайшие годы предстоит утвердиться и стать главным фактором развития.

БДМ: Охотно соглашусь: с самого начала мирового кризиса все только и говорят, что выход — в многополярности. Но такая перспектива, согласитесь, и является сегодня основным противоречием. Да, страны БРИКС на деле показывают, что развиваются они гораздо быстрее, и в обозримом будущем вполне могут составить реальную конкуренцию сегодняшнему моноцентру. Только кто же им позволит? Монополярный мир давно уже не теория, а вполне реальные инфраструктуры, позволяющие осуществлять диктат над всеми остальными странами.

Что вы имеете в виду под инфраструктурами?

БДМ: Мировая финансовая система. Монополия на СМИ, позволяющая меньшинству говорить от имени всего сообщества. Образование. Центры воспроизводства технологического капитала. Добавим к этому систему транснациональных корпораций, каждая из которых располагает разветвлённой сетью филиалов и отработанными механизмами взламывания суверенитета стран, попавших в сферу их интересов. Ну и, конечно же, система коллективной обороны.

Это правда. И как она ни горька, её важно понимать, чтобы не впадать в эйфорию и реально представлять условия, в которых предстоит утверждаться многополярности. Да, «золотой миллиард» намного богаче остальных шести, и это не позволяет БРИКС быстро воспроизвести альтернативные инфраструктуры. Но, во-первых, всё повторять совсем не обязательно. А во-вторых, работа такая уже началась, и из Уфы, я думаю, мы услышим сообщения о существенном продвижении на этом фронте, и в первую очередь на самом болезненном его участке — финансовом.

Есть серьёзные подвижки и в оборонной сфере. Не секрет, что США в своей военной доктрине рассматривают Китай как основного противника. Один из районов пристального внимания — Южно-Китайское море, где китайцы намывают острова с военными, как предполагают американцы, целями. Сама видела схему с одним из вариантов противостояния, очень убедительно выглядит. Неудивительно поэтому, что информационный вброс Института Брукингса перед последней «двадцаткой» о том, что Китай может покинуть саммит и вообще выйти из G20, если будет обострение по этим спорным территориям, наделал много шума. К счастью, всё обошлось. А совсем недавно, как известно, прошли совместные военно-морские учения России и Китая. И не где-нибудь, а в Средиземном море. Какая реакция? Да почти никакой: направили в ответ свои самолёты для очередного облёта островов. Но это внешне. А подспудно, вне всякого сомнения, дан очень серьёзный толчок, перенаправляющий мысли в другую сторону — как урегулировать конфликт мирным путём.

БДМ: А не преувеличиваем ли мы значение таких локальных побед? Противостоять по всему глобальному периметру, я думаю, у БРИКС всё равно не хватит ни сил, ни денег…

Так сила ведь не в деньгах, как справедливо заметил герой культового фильма. А правда — она на стороне БРИКС. Просто монополизированные СМИ её искажают, вынуждая общество воспринимать мир в формате блокового противостояния, хотя время его уже кануло в лету. Проступает принципиально иная логика, и её не так уж трудно вычленить, если только вспомнить основные вехи пути, который прошла мировая экономика за последние полвека.

Теорию интеграции Бела Баласса разработал ещё в 1961 году, предусмотрев в ней пять ступеней, и самый высокий уровень — политический. Мир тогда был биполярным. А вторым, определяющим его характер фактором являлось национально-освободительное движение, в которое входило большинство стран, и за них-то, собственно, и шла борьба между двумя полюсами. Баласса считал, что страны социализма отличаются от рыночных прежде всего тем, что их экономикам не угрожает цикличность. Поэтому выстоять противостояние с ними рыночный Запад мог только в условиях блоковости — создав такую же наднациональную систему управления, обеспечивающую антицикличное развитие. Все последующие теории уточняли отдельные моменты, но жёстко следовали предложенной логике, тем более что Европа реализовала её на практике.

Следующий важный момент — деиндустриализация. Незадолго перед тем как глобализация стала монополярной, и Европа, и США начали активно выносить материальное производство в развивающиеся страны. А в 1992 году, сразу же после развала Советского Союза, Вашингтонский консенсус принял программу перехода к новой — постиндустриальной экономике. Этому поворотному моменту мы с Михаилом Эскиндаровым посвятили несколько работ, поскольку именно тогда оформились и обрели силу неолиберальные теории, запустившие процесс трансформации мировой экономики. Евросоюз, в частности, принимает на себя функцию втягивания в себя всего постсоветского пространства, включая буферные государства, непосредственно примыкающие к России. Амстердамский договор стал дорожной картой преобразования стран Балтии, а также Центральной и Восточной Европы. Одновременно разворачивается программа восточного партнёрства.

БДМ: Иными словами, «золотой миллиард» получил наконец возможность выстроить остальной мир под собственные интересы — переложив, в частности, на него «грязную» работу, связанную с производством материальных благ?

Именно такая стратегия привела к окончательному отрыву финансов от реальной экономики. Китайцам, по существу, не понадобилось никаких усилий, чтобы привлечь иностранные инвестиции, — они пришли по плану Вашингтонского консенсуса. Другое дело, что китайцы их не разворовали, а использовали для создания национальной экономики. Но инициатива исходила «сверху», а главными действующими лицами выступали ТНК, которые извлекали основную выгоду из системного переноса материального производства в регионы с низкой стоимостью рабочей силы.

БДМ: Но добавленная стоимость, как известно, возникает только в процессе материального производства. Выходит, ТНК подарили развивающимся странам самое заветное — источник прибыли, ради которой, собственно, и создаётся производство?

Не переживайте, себя они не обидели, сохранив роялти за авторские права на технологии, а главное — финансовую сферу. «Золотой миллиард» становится финансовым донором для остального мира. Обратите внимание на общую для всех трансформируемых стран закономерность: ставка рефинансирования в их экономиках высока, а в Европе и Штатах — низкая. И этот простой механизм вынуждает всех выстраиваться в очередь за дешёвыми деньгами, что позволяет кредиторам направлять их туда, куда им нужно, и на выгодных для себя условиях.

В итоге банковские системы всех стран удалось поставить под единое управление. На эту задачу работают общие для всех правила игры и стандартизированная нормативная база, которые устанавливает Базель, обязательные требования борьбы с отмыванием денег, единый центр оценки кредитоспособности заёмщика, представленный для политкорректности тремя агентствами. Важнейшим фактором целенаправленного выстраивания глобальной финансовой инфраструктуры стало превращение Мирового банка из экономической — в политическую доминанту. В рамках Вашингтонского консенсуса и в МВФ, и во Всемирном банке были выработаны стандарты приёма на работу специалистов, и сегодня в этих важнейших институтах реальных экономистов осталось 10–12%, а остальные — сотрудники соответствующих органов. А ещё в 1980-х, когда готовился Вашингтонский консенсус, было принято решение о подготовке кадров для возможных трансформационных преобразований на постсоветском пространстве. И вскоре они оказались востребованы.

Мировой кризис, однако, выявил недееспособность такой системы. А заодно — истинную её суть, прикрываемую неолиберальными мантрами о свободе рынка. Почему в 2008–2009 годах российское государство напрямую финансировало крупнейшие наши банки и компании? Да потому что пакеты их акций (нередко контрольные) были заложены в зарубежных банках, и их могли просто отобрать за долги. И БРИКС сейчас фактически идёт на отрыв от этой финансовой системы, создавая собственные институты.

В прошлом году на саммите в бразильском городе Форталеза было принято решение о создании альтернативных МВФ и Мировому банку структур — Банка развития и Пула резервных валют, в которых табуируется использование политического фактора. Это фундаментальное условие поддержали все участники БРИКС, а разработать документы было поручено Бразилии, у которой есть свой Банк развития. Интерес к идее проявили американцы и тоже включились в работу. Но, как выяснилось, в их понимании это должен быть ещё один из многих банков, вписанных в существующую систему. Поэтому подготовленный вариант пришлось дорабатывать, и теперь в нём чётко прописаны два принципиальных момента: во-первых, недопустимость политического доминирования, а во-вторых, запрет на использование кредитов для формирования «долговых удавок» для стран-заёмщиков.

БДМ: А что это значит на практике?

МВФ сегодня исходит из того, что экономия ресурсов — это главный источник покрытия выданных кредитов. И страны-заёмщики обязаны жёстко следовать этим условиям — тормозя свою экономику и попадая в ту саму «долговую удавку», из которой уже невозможно вырваться. Убедительный пример — Греция. Да и наши финансовые власти, кстати, тоже придерживаются аналогичной позиции. Хотя экономическая логика требует как раз обратного — источником может быть только развитие. И исходить нужно не из расходной, а из доходной части бюджета, формируя источники дополнительного дохода. Но это принципиально противоречит доминирующему сегодня неолиберальному подходу. Более того, он требует, чтобы государство ушло даже из сферы регулирования, передав её частному сектору, поскольку само оно не является субъектом экономики.

БДМ: Субъектность государства, на мой взгляд, — главная цель, против которой направлены происходящие в мире трансформации. От недавнего ещё представления о национальном суверенитете практически ничего не осталось — ни границ, ни валюты, ни даже собственной армии. Теперь государство выковыривают из экономики — то есть из жизни вообще. Что коренным образом противоречит тенденции, которая определяла весь ХХ век и была успешно реализована во второй его половине: в 1945 году при образовании ООН в мире набралось всего полсотни независимых государств, а сегодня их —  почти 200. Так неужели народы, десятилетиями сражавшиеся за независимость, согласятся признать своё государство фикцией? Вряд ли национально-освободительное движение «рассосалось», как хотелось бы некоторым. Другое дело, что одного объявления независимости мало, надо ещё и государство выстроить. Чем большинство сейчас и занимается. А страны БРИКС, прошедшие этот путь, объективно возглавили движение — на его новом этапе.

Любопытная трактовка, и она, кстати, высвечивает ещё одну грань — почему для БРИКС противопоказано блоковое мышление. А тем более блоковая организация, предполагающая жёсткую интеграцию, военно-политическую наднациональную надстройку и, как следствие, подавление государства.

Надо признать: глобализация экономики — это объективная реальность. Не менее 75% производственного цикла создания мирового валового продукта территориально привязано к разным странам. Произошла интернационализация воспроизводственного цикла: наука, техника, инвестиции, производство, реализация и сервис — все эти элементы также разнесены по разным странам.

БДМ: Но при этом одним достаются вершки, а другим — корешки…

В этом суть нынешней модели глобализации. Её основными субъектами стали транснациональные корпорации, а механизмом перераспределения создаваемого богатства — выстроенные ими цепочки глобальной добавленной стоимости. В недавнем исследовании было выявлено, что 1136 ТНК через систему филиалов и «дочек» определяют развитие всей мировой экономики. Они создали свою логистическую систему, и всем национальным экономикам остаётся только вписываться в этот каркас на предложенных им условиях. В том числе и странам БРИКС.

Мы хорошо помним, как Россию хотели превратить исключительно в источник сырья. И для этого действительно вполне хватило бы 50 миллионов населения, о чём и проговорилась госпожа Олбрайт. Но и от китайцев ждут только дешёвой рабочей силы, которая к тому же должна использовать технологическую базу, предоставленную стране 20 лет назад. И уже пошло накопление отставания, а значит — зависимости. Самостоятельно китайцы способны обновлять только 19% оборудования. А американцы умыли руки: это ваше хозяйство, сами его и модернизируйте. Или берите новые заводы, но за очень большие деньги. Тут-то и возник вариант партнёрства с Россией, которая пока не до конца утратила свой научно-технологический потенциал.

БДМ: А вы думаете, он у нас ещё есть?

Я не думаю, а точно знаю. И спрос на наш потенциал быстро нарастает, так что всё будет в порядке. Если, конечно, мир не свалится в логику противостояния, которую ему упорно навязывают Соединённые Штаты.

Из этой парадигмы удалось выскочить благодаря решению, добровольно принятому нашей страной. Но на другом полюсе инерционное мышление сохранилось, и США возомнили, что во главе «семёрки» они победили. А самое печальное, что социум в этих странах стал воспринимать происходящие перемены в том же инерционном формате. Но в действительности это «фантомные боли» — наследие биполярного мира, который разделялся двумя формами собственности, а соответственно, и социально-экономическими формациями. Сейчас — ничего этого нет, основание для раскола исчезло. Но осталось политическое противостояние США. Кому? Если разобраться по существу, то получается — всему остальному миру.

Возьмём для примера Зону трансатлантической торговли и инвестиционного партнёрства, которая сейчас настойчиво продавливается. Когда я подняла материалы, то ужаснулась. Во-первых, США получают доступ на европейский рынок со своими продуктами ГМО — сейчас в Европе они запрещены. Меняют правила торговли энергоресурсами, которые складывались десятилетиями и не подпадали под регулирование ВТО. А главное, вводят юридическую практику, основанную на прецедентном праве. По существу, речь идёт о переходе Европы под юрисдикцию США. Неслучайно сами же европейцы считают, что это приведёт их к утрате идентичности, поскольку отсекаются тысячелетия преемственности культуры, традиций, мировоззрения.

БДМ: Но если даже Европа не может остановить этот каток, то кому же тогда по силам ему противостоять?

А ему не надо противостоять. Мир сейчас нуждается в новой парадигме. И предложить её, по моему глубокому убеждению, могут только страны БРИКС. По большому счёту и США, и Европа озабочены теперь только одним — как удержать своё доминирование. А в будущее повёрнуты развивающиеся страны. Поэтому и парадигму развития для мира формулировать им. Это их правда и, если хотите, — их предназначение.

БДМ: И как вы представляете себе основные положения этой парадигмы?

За основу, думаю, можно было бы взять Минские соглашения по Украине.

БДМ: Так просто?

Ну, вы ведь, надеюсь, не ждёте от меня формулировки новой парадигмы. Поэтому давайте поразмышляем. Первое и главное — запрет на применение военной силы. Разве только для Украины это актуально? Разве череда катастрофических провалов американцев на Ближнем Востоке не убедила мир, что война как инструмент разрешения международных конфликтов себя изжила? Отсюда вытекает второй принципиальнейший момент — диалог, позволяющий выйти на взаимоприемлемое для всех сторон решение спорных вопросов. И третий обязательный постулат — признание человеческой жизни безусловной ценностью.

Это, конечно, не парадигма, а только исходные положения для неё. Но если их принять, то можно идти дальше. В экономике я бы поставила во главу угла две задачи: стремление к ликвидации диспропорций в развитии мира и создание условий для максимального использования личностного потенциала людей. Они не новы, но на практике не решаются. А решать их можно только в формате национальных государств —  как институтов и субъектов международного права, несущих всю полноту ответственности за устойчивое развитие своих территорий. Для этого их надо наделить таким правом и создать условия для реализации национального суверенитета. И тогда мы станем свидетелями одновременного возникновения многих полюсов развития. Это многообразие социумов, собственно, и есть источник дальнейшего развития. В противовес нынешней монополярной модели, нацеленной на стандартизацию всего и вся под единый англосаксонский формат.

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО