Гарегин Тосунян: Всем трудно. Но система — жизнеспособна A− A= A+

Гарегин ТОСУНЯН
Президент Ассоциации российских банков

 

БДМ: Гарегин Ашотович, уж извините, но придётся начать с банального вопроса: как вы оцениваете уходящий год?

Когда речь идёт о подведении итогов, на оригинальный ответ тоже рассчитывать не стóит, согласитесь. Приходится повторять, что год был тяжёлым. Оправдались прогнозы и о стагнации, и о рецессии — она уже является фактом. К сожалению, сбылись опасения, которые мы высказывали на съездах АРБ последние несколько лет: если дальше сжимать кредитный рынок, это приведёт экономику страны к стагнации. И тревожные «звонки» уже раздавались, но их, похоже, не хотели слышать. А в этом году всё стало более очевидным — хотя и не для всех. Как и тезис об избыточной увлечённости борьбой с инфляцией (через то же сжатие кредитного рынка), способной привести к плачевным последствиям.

Так что результат мы получили вполне ожидаемый, но денежные власти пока не готовы с этим согласиться. И признать, что монетарные методы борьбы с немонетарной инфляцией вряд ли могут быть эффективными. Во всяком случае, жизнь это подтверждает. Но, как мне кажется, перелома к осознанию этого факта в уходящем году не произошло. Может быть, дальнейшее развитие ситуации вынудит всё-таки его осознать?

 

БДМ: Но у ваших оппонентов есть своя аргументация…

Основное опасение, что таргетирование процентной ставки и рост кредитования приведут к перетоку средств на валютный рынок и выводу их из страны, — вызывает много вопросов. Теоретически логика есть. Однако критерием истины, как известно, остаётся практика, а она показывает, что отдельно взятое таргетирование инфляции и стерилизация денежной массы не предотвратили ни оттока капиталов, ни собственно роста этой самой инфляции — факты упрямы. Между тем известен и способ борьбы с этим злом: связать денежную массу инвестиционными проектами — реальными, конкретными, адресными.

Однако почему-то никого не удивляет, что во всех документах по денежно-кредитной политике последних 10–15 лет из года в год говорится о таргетировании инфляции, зато ни слова — о развитии кредитного рынка. И тем более о долгосрочном, инвестиционном кредитовании. А коль скоро так — что удивляться стагнации. Получается, она стратегически закреплена на долгие годы вперёд. Как сегодняшний инвестиционный спад имеет корни в 2008 году. Так зачем же повторять раз за разом одни и те же методы, если жизнь пока ничем не доказала их эффективности?

…Если вернуться к году уходящему, предвижу неизбежный вопрос о том, что было в нём хорошего?

 

БДМ: И вы не ошиблись — всегда хочется «немного солнца в холодной воде»…

Основной позитив я вижу в том, что наша финансовая система оказалась на порядок, а то и на два, более устойчивой, чем можно было предположить. Объяснить этот феномен я не в силах, но (при всей разности взглядов на регуляторное воздействие) не могу не отметить здесь роли Центрального банка. Его последовательная политика повышения требований к кредитным организациям дала удивительный результат. При всех издержках, о которых я не раз говорил. И поэтому совершенно не согласен с заявлениями о некоем масштабном банковском кризисе, которые время от времени высказываются на разных уровнях. Что такое кризис, все мы, увы, знаем по прошлым годам: паника вкладчиков, зависание платежей, очереди в обменниках и т.п. Ничего подобного сегодня нет. Хотя, конечно, есть проблемы, и кредитование сдерживается высокими ставками — но система работает, она жизнеспособна.

 

БДМ: Однако вы сами признаёте, что проблемы существуют, — значит, факторы риска всё-таки есть?

Я сказал что сказал: нельзя говорить о масштабном банковском кризисе. А факторы риска, проблемы существуют всегда — но точно так же всегда можно найти способы их оптимизировать. Сейчас их, очевидно, больше, чем в кризис 2008 года: начиная от ползущих вниз нефтяных цен и заканчивая санкциями, которые перекрыли доступ на внешние финансовые рынки. Не добавляет стабильности и угроза терроризма, глобальная политическая ситуация. Это — о том, что во внешнем мире.

О внутренних проблемах я частично уже сказал. Отсутствие инвестиций — наиболее принципиальная из них, не позволяющая выстраивать более или менее внятную стратегию выхода из рецессии, а тем более стратегию роста. Не может не тревожить и тот факт, что с начала кризиса израсходовано уже больше резервов, чем в 2008–2009 годах. И конечно, накопившиеся проблемы устаревания инфраструктуры — они опасны тем, что год от года усугубляются.

 

БДМ: А какие, на ваш взгляд, самые тревожащие факторы, влияющие на банковский рынок?

Вы знаете, первым я выделил бы недобросовестность, а если называть вещи своими именами — мошенничество в банковской сфере. Банк России взялся за эту проблему серьёзно, и часть лицензий отозвана у тех, кто привык работать по криминальным схемам. И это — совершенно оправданная жёсткость, которую никто на рынке не оспаривает.

Есть другая категория «неудачников» — банки, пострадавшие от своей авантюрной политики. Тут нет злого умысла, скорее — недальновидность, непрофессионализм в том, что касается оценки рисков. Но это — тоже тревожный фактор, нередко ведущий банк к печальному финалу. Метод борьбы с таким явлением регулятор уже хорошо отработал: закладывайте 100%-ныйрезерв и кредитуйте сколь угодно авантюрный проект. Тоже, согласитесь, вполне логичный подход: банк не имеет права рисковать доверенными ему деньгами клиентов ради удовлетворения собственных необдуманных амбиций. Но как быть со стартапами?

Другое дело, что в подобных случаях жёсткость надо бы сочетать с профилактикой. И не ждать, когда в балансе банка образуется огромная дыра и не остаётся другого выхода, как лишить его лицензии. У регулятора достаточно и специалистов, и мер, чтобы не доводить дело до летального исхода, а вмешаться вовремя.

Неблагоприятная экономическая среда — тоже фактор, характерный для уходящего года. Впрочем, он связан и с теми двумя, о которых я только что сказал. Потому что не может быть нормальной среды, если её отравляют мошенничество или избыточный авантюризм. Здесь очень сложные и далеко идущие взаимосвязи, но они есть, и вместе создают многогранные и запутанные проблемы.

И вот здесь стоит сказать о факторе регулятивного воздействия на ситуацию. О том, что борьба с болезнью должна лечить организм, а не усугублять общее недомогание. Проще всего пояснить это на примере того же отзыва лицензий. Когда речь идёт о криминальных схемах, повторю: любой нормальный банкир поддержит даже самые жёсткие действия регулятора. Но в тех случаях, когда к неустойчивости привели объективные причины, когда сказалась общая экономическая ситуация, надо помнить о тех сотнях и тысячах пострадавших клиентов, которые стоят за каждым отзывом лицензии. Ведь если с вкладчиками вопрос решается через систему страхования, то юридические лица остаются с проблемой один на один, причём в эту орбиту вовлекаются и их сотрудники, партнёры, контрагенты. Вот почему наша ассоциация настаивает на том, что лишение банковской лицензии должно быть не «дежурной» (три отзыва в неделю), а действительно крайней мерой. И система надзора должна нести за каждый из таких «крайних случаев» реальную ответственность — ведь она должна была забить тревогу вовремя, когда ситуацию можно было поправить и сохранить банк.

В конце концов, есть масса вариантов, чтобы уберечь клиентские интересы: санация, рефинансирование, объединение, поглощение… Такие примеры есть, и на эту практику стоило бы ориентироваться. Да, эти варианты требуют средств, которых, как известно, никогда не хватает. Но — если думать не только о банковском секторе, но и об экономике, частью которой он является, — потери от ликвидации банка многократно больше.

 

БДМ: Но ведь есть регулятивные проблемы и другого рода. Надзор всё ужесточается, уже снимают кризисные послабления, и банкам очень сложно иметь хоть какое-то пространство для манёвра в этом прокрустовом ложе.

По этому поводу знакомый банкир рассказал мне стишок про котика, который ухватил за горло соловья и сказал ему: споёшь — отпущу. Понятно, что с перехваченным горлышком птичка петь не может, так что кот соловья съел. Если хотите, это — притча об избыточном регулятивном воздействии. Чтобы разобраться, в чём истинные причины неблагополучия в банке, нужны внимание и профессионализм. И тогда довольно просто отличить аферу от авантюры, а авантюру — от стечения обстоятельств, изменить которые банк в данный момент не в состоянии. И может быть, не лицензию надо у банка отбирать, а подпитать его ликвидностью, пусть он и не входит в какой-нибудь «список». Тем более что речь чаще всего идёт о суммах, несопоставимых с теми, которые пошли из бюджета для поддержки очень крупных банков. Возможно — поработать с акционерами или сменить менеджмент. Или просто — дать возможность своими силами выпутаться из ситуации. Не знаю, насколько применим к надзору и регулированию термин «деликатность», но мне почему-то кажется, что она была бы не лишней.

 

БДМ: Гарегин Ашотович, в этом декабре я не прошу собеседников давать какие-то прогнозы на будущее, а поставлю вопрос по-другому: чего вам хотелось бы от будущего года?

Конечно, я бы хотел, чтобы во внешнеполитической сфере нормальные люди и страны объединились в борьбе с экстремизмом и терроризмом и научились находить общий язык.

Чтобы удалось погасить эти опасные очаги, не допуская скатывания к третьей мировой войне.

В экономике хотелось бы категорически (хотя сознаю, что так вот, сразу, не получится) отказаться от языка санкций и контрсанкций — непродуктивного по сути своей.

А в финансовой сфере — чтобы все участники рынка поняли, насколько высока планка требований, а регулятор предельно аккуратно относился бы ко всему, что не выходит за рамки легального банковского бизнеса. И чтобы отзыв лицензии стал действительно крайней, исключительной мерой воздействия. Но чтобы это произошло, необходимо, чтобы на всех уровнях поняли: банк нужен не только своим акционерам и руководителям, но клиентам, экономике и в конечном счёте — государству.

 

Беседовала
Людмила КОВАЛЕНКО