Олег Солнцев: Предложить новые рынки A− A= A+
На санкт-петербургском форуме регулятор обозначил формат, который в ближайшие годы должна будет обрести отечественная банковская система. Четверть века она существовала в едином конкурентном поле, а теперь его решили поделить на три «загородки»: системно значимые банки, федеральные и региональные. Поправки в банковское законодательство, говорят, уже готовы. Что думают по этому поводу те, кому предстоит жить в новом ландшафте? Ответы на нашу анкету читайте в сентябрьском номере журнала, а сейчас представляем экспертное видение предстоящих перемен Олега СОЛНЦЕВА, руководителя направления Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования Института народнохозяйственного прогнозирования РАН.
БДМ: В принципе любое обновление структуры банковского ландшафта преследует две цели: во-первых, чтобы банкам стало лучше, а во-вторых, чтобы лучше стало экономике в целом. Насколько соблюдён баланс этих интересов, и удастся ли в переходные два года достроить то, чего пока недостаёт?
Вряд ли сейчас кто-либо сможет ответить на эти вопросы, и не только потому, что не хватает информации. Сама задача много шире. Банк России фактически не скрывает, что его замах — стать локомотивом структурных изменений во всей экономике. На это сориентировано функциональное разделение банковской системы на три уровня и одновременно — приведение всех сегментов финансового рынка к единым стандартам надзора. Но авторы инициатив идут дальше: под более жёсткое банковское регулирование подводится серьёзная группа финансово-промышленных холдингов. Наконец, третий момент — решительные шаги в санации. Изменение модели и переход к своего рода аутсорсингу в виде привлечения инвесторов к санации потребуют, очевидно, ручного управления, но зато увеличивают шансы передачи банков новым собственникам.
Если говорить о целях этих намерений, то применительно к банкам они сводятся к тому, чтобы сделать их в большей степени банками. В нефинансовой сфере — акцент на компании со скрытыми конкурентными преимуществами. Их аффилированность с банками порождает застарелую проблему неравного доступа к финансовым ресурсам, искажающую рыночное поле, особенно в условиях ужесточения денежно-кредитной политики. И, похоже, Центробанк всерьёз намерен с этим покончить.
Что же касается выделения региональных банков в особую категорию, то, на мой взгляд, это чисто практическая задача регулятора. Чтобы повысить управляемость, он, по сути, освобождается от надзора за половиной банков: отобрав у них часть функционала — одним махом делает их прозрачнее, а также перекрывает основные каналы для вывода средств и других «схемных» операций. Но поскольку это сужает возможности их бизнеса, а значит, и привлекательность для инвесторов, регулятор вводит компенсацию в виде снижения нормативных требований. В результате в системе возникает два стандарта: надзор по гамбурскому счёту к крупным банкам и снисходительный — к небольшим.
БДМ: Коротко, логично и в вашем изложении даже убедительно. Но на Руси вторая беда, как известно, — дороги, а точнее, ухабы, которые вдруг возникают в самом неподходящем месте. Как всё это будет происходить в реальной жизни?
Основных побочных эффектов два, и оба, думаю, хорошо понятны регулятору. Во-первых, на региональных рынках исчезнет конкуренция: всех мало-мальски заметных клиентов подомнут крупные банки. Малые, правда, и сейчас сидят в своих нишах, но у каждого есть несколько ключевых заёмщиков, которые, когда становится трудно, приходят им на помощь. Но лишённые полноты функционала региональные банки перестают быть для них интересными, и поэтому спасать их станет некому. Таковы, увы, законы любой резервации. А главными пострадавшими, как всегда, окажутся невиновные — огромная масса малого бизнеса, который виден только с уровня малых банков. Да и средние предприятия тоже: у них немало нестандартных проектов, которые становятся понятны кредитору только «глаза в глаза».
Второй риск связан с требованиями к прозрачности холдингов и касается уже и федеральных банков. Внутренняя аффилированность и переплетение интересов складывались, что называется, по жизни, и разобраться в реальных уровнях зависимости очень непросто. Поэтому высока вероятность, что регулятор может выставить управляющим компаниям завышенную планку при разнесении операций между банком и нефинансовыми структурами холдинга. На практике возможны два сценария. «Оптимистичный» — если новые поднадзорные найдут убедительные способы имитировать прозрачность. И пессимистичный — если ЦБ удастся-таки добиться реальной прозрачности, пойдя ради этого на жёсткие меры. В этом случае скорее всего очень серьёзно пострадают и финансовый, и производственный бизнесы холдингов.
БДМ: Если перевести ваш прогноз с интеллигентного языка на обиходный, то получается, что в ближайшие годы с рынка будет вымыта большая часть региональных банков и изрядная доля федеральных. Но это промежуточный результат — система в таком состоянии не может быть устойчивой. Давайте поэтому договаривать до конца, каким бы печальным он ни был.
Конечную позицию не так давно озвучил Герман Греф, предположив, что сложившийся тренд подталкивает банковскую систему к одноуровневому состоянию. Он правда, считает, что главным движителем выступает финтех — создавая условия, которые уже совсем скоро позволят и компаниям, и гражданам напрямую открывать счета в Центральном банке. Но можно обойтись и одними усилиями регулятора.
Его логика плюс реформа механизма санирования неизбежно приведут к тому, что количество санируемых банков будет стремительно нарастать. При этом они могут даже продолжать обслуживать своих клиентов, и объём банковских операций существенно не изменится. Изменится институциональная сущность — их фактическим собственником станет Банк России. А значит, исчезают принципы конкуренции, а главное — система перестаёт исполнять роль экспертизы рисков в экономике, для чего, собственно, частные банки и нужны. Это та критическая точка, путь к которой начинался с благих намерений вывести недобросовестных банкиров на чистую воду. Но избыточный идеализм тем и опасен, что на расчищенной им поляне почему-то ничего не растёт.
БДМ: Действительно, надежды регулятора на то, что прошедшие санацию банки удастся продать частным собственникам, в нынешних условиях близки к нулю. Реальных покупателей на рынке немного, а ВТБ с десятками банков явно не справится, да и суть проблемы от этого не исчезает. Но, может, выручат иностранные инвесторы?
Для этого нужно вначале отменить санкции. Но даже если это и произойдёт, вряд ли для иностранцев будут привлекательны относительно небольшие банки, разве только для перепродажи, но опять же, рынок сегодня не тот. А крупные… В Канаде до сих пор опасаются поглощений со стороны США, и поэтому там действуют серьёзные ограничения. В Восточной Европе на этот опыт закрыли глаза, и результат хорошо известен: финансовый сектор оказался вынесенным за пределы стран, и национальному бизнесу теперь приходится кредитоваться в зарубежных банках. Не думаю, что такой вариант подходит для современной России.
БДМ: Я понимаю, что вспоминать дефолт 1998-го не очень корректно — нет у нас ни Примакова, ни Маслюкова, ни Геращенко. Но региональные банки существуют, и пока в неурезанном виде. А ведь когда рухнули системообразующие банки, именно регионалы вынесли на своих плечах задачу восстановления банковской системы и задали импульс развития всей экономике. Ситуация сегодня, безусловно, иная, но и держать региональные банки за чистый пассив, способный лишь исполнять спущенную свыше роль, тоже некорректно. Как вы оцениваете этот потенциал и его возможности?
Потенциал вполне достаточный, чтобы справиться с задачей. Но чтобы его ещё и реализовать, нужен спрос. И тогда он был: государство делало ставку на региональные банки, пусть и от безысходности. Сегодня же нет понимания, что атрофия частного банковского бизнеса — это системный риск.
БДМ: И как с этим зверем бороться?
Всеми имеющимися средствами. А чтобы их задействовать, нужно в первую очередь дополнить запретительный инструментарий ещё и созидательным. Если совсем просто, то государство в лице Минфина, Центробанка и других структур должно предложить игрокам новые рынки.
БДМ: Извините, а эти структуры знают, где рынки лежат, на каком складе? Я, например, не понимаю, как это — предложить новые рынки?
Ну почему же, давно ли аграрный сектор был мёртвым для банков? А сейчас все только и говорят о его успехах, на зерновых биржах даже американцев оттеснили, у которых сами же зерно и покупали. И причина не в антисанкциях, хотя защита национального рынка — очень важный инструмент, и использовать его нужно не только как ответную меру. Но в основе — семипроцентная ставка по кредиту, которую удалось годами удерживать, даже когда ключевая ставка стояла на запредельных 17%. Очень было непросто. Зато сейчас это огромный рынок для десятков, а может, и сотен банков, для тысяч поставщиков техники, топлива, удобрений, для тех, кто перерабатывает сельхозпродукцию. Я уже не говорю о самих аграриях.
Новые рынки возникают там, где накапливается неудовлетворённый спрос. Например, идея запуска корпоративных облигаций, которую продвигает в последнее время Центробанк. С одной стороны, есть устойчивый спрос первоклассных заёмщиков, которые хотели бы привлечь более дешёвые и длинные ресурсы. А с другой — это постоянный источник дохода для крупных банков, выступающих андеррайтерами и маркетмейкерами. Но и для небольших банков возникает новая поляна: в эти бумаги они могли бы размещать часть вкладов, получая пусть и невысокую, но устойчивую доходность.
БДМ: Но если все в выигрыше, то почему идея так и остаётся идеей? Ровно год назад на банковском форуме в Сочи её обстоятельно презентовали. А в кулуарах банкиры качали головой: ЦБ, дескать, играет против них и собирается перенаправить вкладчиков напрямую на облигационный рынок.
Значит, так поняли. Чтобы запустить новое направление экономической деятельности, требуются огромные усилия — и организационные, и регулятивные, и финансовые. Их цель — сформировать критическую массу участников рынка, которые бы ясно видели свои выгоды и риски. Более того, на начальном этапе принципиально важно создать преференции для первопроходцев. Это, если хотите, штатный рыночный бонус за то, что люди берут на себя задачу расшивки «узких мест», которых в любом новом деле предостаточно. Но, к сожалению, в нашей системе государственного управления прочно укоренилась формула, что от них требуется лишь послать некий «месседж», а всё остальное сделает рынок.
БДМ: Как же, сделает, как будто там — другие люди… Из такой системы взаимодействия выросла лишь формула «пилить». И теперь, чтобы её обойти, начальники сваливаются в чисто административную модель управления. Наглядный пример — господдержка малого бизнеса. Идея замкнуть отечественного предпринимателя на спрос крупных корпораций превосходна. И денег не пожалели: на компенсацию процентных ставок уже ушло 50 миллиардов рублей. Но допустили к этому замечательному делу только десяток крупнейших банков. И вместо рынка получили в итоге — «цековский распределитель» для особо выдающихся и приближённых.
Это очень важная и очень сложная тема. Чтобы предлагать и тем более запускать новые рынки, нужно самому быть рыночником. А структуры госуправления — сугубо бюрократические организации, внутри которых действуют жёсткие законы подчинения. И чтобы разрешить такое противоречие, требуется не только особое умение, но ещё и понимание, что других альтернатив просто не существует.
Я с тревогой жду, когда Центробанк начнёт разбираться с финансовыми холдингами. Над этим сегментом тяготеет тяжелейший бэкграунд — печальное наследие «мотылёвских схем». Поэтому весьма высока вероятность, что регулятор пройдётся по нему калёным железом. Но если аккуратно очистить схемы от механизмов, которые изначально были направлены на реализацию преступных намерений, то останется система взаимодействия между структурами, работавшими в разных сегментах финансового рынка, и прекрасно друг друга дополнявшими. И эту рыночную модель можно теперь или окончательно похоронить, или — запустить с её помощью ещё один новый рынок.
По существу, он уже находится в высокой степени готовности — я имею в виду освоение ниши финансовых супермаркетов. Если с доступностью банковских услуг мы вышли на достаточно приличный уровень, то страховые, пенсионные и иные смежные финансовые продукты существенно отстают. Одна из причин — у этих компаний не хватает сил на создание адекватной сети продаж. А многие ещё и понимают бессмысленность затеи, потому что банки уже располагают обширной сетью филиалов и допофисов. К тому же, в последнее время произошёл мощный прорыв в информационных технологиях. Он снял многие технические препятствия, и рынок вновь заговорил о супермаркетах. Но «щелчок» так и не произошёл. На мой взгляд, не достаёт взаимовыгодной рыночной системы взаимодействия, которая бы не подавляла, а наоборот, стимулировала партнёрство. И ради решения этой задачи совсем не грех было бы воспользоваться очищенным «мотылёвским опытом».
Что же касается криминального аспекта, то это — та самая гидра, у которой на месте срубленной головы тотчас вырастают три новые. И надеяться, что, размахивая мечом, здесь можно добиться больших успехов, значит, проявлять как минимум свою необразованность. У криминальных схем есть один обязательный признак — это всегда игра «в короткую». Из чего не следует, разумеется, что все, играющие «в короткую», преступники. Но стратегическая задача состоит в том, чтобы не только банковскому, но и всему бизнесу показать, что работать «в длинную» — выгодно.
БДМ: А можно ли выделить в банковском секторе тех, кто следует этому принципу и доказал его правоту?
Так сразу и не скажешь. Хотя в принципе, таким требованиям, наверное, соответствует группа банков — между небольшими и самыми крупными, с учётом, естественно, допуска на неизбежные исключения. Это, пожалуй, наиболее стабильная и устойчивая категория игроков на рынке, что по нынешним временам уже само по себе является весомым бонусом. Отсюда к тому же постоянно делегируются представители в более высокий эшелон, и это ещё один безусловный критерий успешности. Да и регулятор, думаю, не случайно отвёл им статус федеральных и практически никак не затронул в своих инициативах. Правда, в стратегиях этих банков не всегда акцентируется установка на игру «в долгую», но на практике они обычно следуют этому принципу. К чему подталкивает их и костяк клиентской базы — средний и более крупный бизнес, для которого такой режим наиболее благоприятен.
БДМ: И какие, на ваш взгляд, перспективы возникают у этих банков в связи с грядущим изменением формата всей системы?
Свои редуты в конкурентной борьбе с крупнейшими банками они давно выстроили, поэтому, полагаю, период ломки пройдут спокойно. Что же касается следующего этапа, то их развитие опять-таки будет связано с умением играть «в долгую», но уже конкретно — в виде доступа к длинным деньгам. Понимаю, насколько утопично сегодня звучит такой прогноз, но если регулятор сумеет уберечь систему от серьёзных потрясений, то его обещания снизить инфляцию на этот раз могут сбыться.
Главный механизм разгона инфляции в отечественной экономике — курс рубля. Это давно уже понимали многие экономисты, но теперь, похоже, уяснили и в Центробанке. И при сохранении некоторой волатильности — от свободного плаванья никуда не деться, общий тренд в ближайшие три года будет направлен на стабилизацию номинального курса рубля и укрепление его реального курса. Даже если цены на нефть остановятся на уровне $40 за баррель. Поэтому инфляция, по нашим прогнозам, в среднесрочной перспективе будет снижаться. А как показывает наш кризисный опыт, ставки по кредитам в таких условиях также снижаются — независимо от политики ЦБ, они косвенно подстраиваются под тренд инфляции. Но одновременно падают и проценты по вкладам, на что люди тотчас реагируют — реструктурируют их в пользу долгосрочных сбережений. Таким образом, диаметрально противоположное поведение вкладчиков, которое сохранялось два последних года, в ближайшее время начнёт меняться — создавая возможности привлечения длинных денег. И этой сменой конъюнктуры в первую очередь смогут воспользоваться федеральные банки.
Беседовал
Виталий КОВАЛЕНКО