О народном хозяйстве, импорте и «промывке мозгов» A− A= A+

Великий Гоголь увековечил незабвенную Агафью Тихоновну с её бессмертным: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча…» Сколько людей не устояли перед столь простым способом заполучить себе личное счастье. Да что люди — целая Россия решилась приставить себе нос дядюшки Сэма. И сама же расстроилась, что он оказался вовсе не таким прекрасным, как казалось издали. Но что уж теперь посуду бить — может, нос подвернулся не тот, а может, народ, как оправдывался Егор Гайдар, оказался неподходящим?..

Народное хозяйство страны тоже пришлось не ко двору: и само по себе, и даже как слово. В русский язык это выражение вошло ещё в XIX веке — буквальная калька с немецкого. А четверть века назад его изъяли. По идеологическим соображениям, чтобы не вызывать ассоциации с недавним прошлым. Хотя немцы и сейчас говорят Volkswirtschaft, когда хотят подчеркнуть, что речь не об экономике вообще, а о её системообразующей материально-технической базе.

С этой самой базой у нас беда. Без импорта россияне теперь и шагу ступить не могут. Особенно когда санкции ввели. А всё потому, что структура нашего народного хозяйства радикально ухудшилась. Она и при советской власти была не так чтобы очень, но всё же 20% в экспорте составляла продукция с высоким научно-техническим уровнем. А теперь процент упал до пяти, зато сырьевой сектор вырос втрое. И даже простую хлеборезку приходится тащить из Европы.

Поэтому я искренне обрадовался, когда, откликаясь на кризис, первый вице-премьер Игорь Шувалов заговорил о структурных реформах. И оказалось — зря. Я-то имел в виду структуру народного хозяйства, а он — структуру экономики, где техпрогресс и прочие детали не важны. Главное, чтобы в рублях доходы с расходами балансировались. Суть же так называемых структурных реформ — в том, чтобы перевести на самоокупаемость науку, образование, культуру и здравоохранение. Бюджету, естественно, станет легче, так что интерес вице-премьера понятен. Но станет ли хорошо Институту Склифосовского?

Стране никак не обойтись без знания о том, что происходит «на земле». Хорошо помню, как Дмитрий Медведев, тогда ещё заместитель премьера, запускал программу «Доступное жильё». Полгода все ругали банкиров, которые якобы тормозят дело высокими ставками по ипотеке. А в сентябре выяснилось, что не тех ругали, — у нас элементарно недостаёт цемента. Будь под рукой межотраслевые балансы — ещё одна опальная категория — и дефицит всплыл бы уже на этапе разработки программы.

Безусловно, жизнь не стоит на месте. В этом году понадобилось всего три месяца, чтобы от полного отрицания какой-либо роли региональных банков в борьбе с кризисом прийти к осознанию их ключевого значения для развития малого бизнеса. Более того, под них уже выделены серьёзные средства, и отработаны вполне реальные критерии доступа банков к этим деньгам. Наш журнал тоже принимал участие в подталкивании к такому развороту, поэтому особенно приятно.

Но меня, признаюсь, больше всего поразило создание рабочей группы по малому бизнесу при Банке России. Вдумайтесь только: где у нас Центральный банк — и где вся эта мелочёвка? Умом, конечно, понимаю, что рабочая группа — очередная дань моде, которая пройдёт, как только вернутся цены на нефть. Но так хочется надеяться, что это — первый шаг к принятию ответственности за конечный результат, ради которого, собственно, и тратятся в стране деньги. А отсюда уже совсем недалеко и до стратегического целеполагания, без которого не получится никакое стабильное развитие.

…В студенческие годы мы зачитывались книжками о конвергенции и щеголяли именами Питирима Сорокина и Джона Гэлбрейта. Официально теория считалась буржуазной, а значит, вредной. Но суть её вполне здравая: признать несовершенными и капитализм, и социализм, а на их основе создать интегрированную версию — взяв от Запада демократию, а от Востока плановую социальную экономику. Отсюда, кстати, и идея Шарля де Голля о едином пространстве от Атлантики до Урала. Но англосаксам удалось развернуть вектор, и мир двинулся к бо́льшему неравенству. Совершив петлю — через мировой кризис, он вновь вернулся в исходную точку: к необходимости новой социально-экономической модели развития.

И вот какой вопрос мне не даёт покоя. Если полвека назад, когда главным инструментом информационных технологий был арифмометр «Феликс», плановая экономика признавалась главным достоинством нашей страны, то почему же сейчас мы отказываемся от своего богатства? Неужели только потому, что неолиберальный капитализм взял из арсенала большевиков такое мощное оружие, как «промывка мозгов»?

Виталий КОВАЛЕНКО