Проблемные кредиты: дна не видно A− A= A+
Вице-президент Ассоциации «Россия»
Масштаб «плохих» долгов ещё в полной мере не проявился. В полном объёме мы увидим эту проблему не раньше второго полугодия. Простая арифметика банковского бизнеса: резкое повышение ключевой ставки произошло в декабре прошлого года, и уже в Iквартале этого года многие предприятия начали сталкиваться и с проблемой рефинансирования ранее полученных банковских кредитов, и с проблемой новых более высоких ставок. А поскольку к проблемным кредитам относят просрочку свыше 90 дней после наступления срока платежа, «90+», то во всей «красе» проблема проявится как раз с III квартала.
При этом кредитная просрочка — это такой процесс, который запускается, а потом, постепенно набирая обороты, выходит на некое новое качество. Но процесс нарастания просрочки обусловлен не только поведением финансового рынка, ростом ставок, а и в целом тем торможением экономики, которое мы видим на протяжении двух лет и которое сейчас усилилось. Такой вот комплексный переход количества в качество.
Рост просроченных кредитов у граждан и корпоративных заёмщиков — это разные истории и разные стрессовые факторы.
Плата за амбиции
В отсутствие кризиса традиционная, стандартная просрочка корпоративного сектора составляла 4–5% кредитного портфеля. Сейчас она выросла до 7–8%. Скептики, в числе которых и международные рейтинговые агентства, на пике кризиса прогнозируют рост доли до 15–20%. И речь тут может идти не только о просроченных, но и о реструктурированных кредитах, которые после реструктуризации вроде бы превращаются в «хорошие». Но реструктуризация-то происходит не от хорошей жизни, не потому, что заёмщику хочется, чтобы кредит дольше работал, чтобы дольше проценты платить, а потому, что он не может совершать платежи по оригинальному графику. И я бы вместо термина «просроченный кредит» использовал более размытое понятие «проблемный кредит»: формально такие ссуды в «плохую» статистику ЦБ не попадают, но и «хорошими» не являются.
Фокус в том, что меры господдержки в этом плане носят крайне локальный характер. Они нацелены не столько на недопущение появления просроченных кредитов, сколько на поддержку кредитования, — об этой цели заявляет само государство. Поддержка банков, предусмотренная в антикризисном плане правительства, предполагается прежде всего как мера, которая позволит банкам выдавать новые кредиты. И конечно, среди этих новых кредитов будут кредиты, рефинансирующие старые.
Такая вот идея просматривается: если мы дадим год или два передышки заёмщикам, предоставим им новые кредиты, то этим заёмщикам станет полегче, долги потом сами «рассосутся». Но сопоставим цифры. Банковский корпоративный кредитный портфель сейчас — больше 30 триллионов рублей. А в рамках правительственных мер на финансирование новых проектов планируется выделить 100 миллиардов (изначально речь шла о 50), плюс ещё менее значимые суммы на компенсацию процентных ставок, поддержки сельского хозяйства, транспортной отрасли. Очевидно, что возможности бюджета несопоставимы с масштабами текущего банковского кредитования и объёмами возможных портфелей под риском.
Проблемные кредиты отягощают баланс, требуют резервирования капитала и отвлекают усилия банка: ему приходится заниматься не поиском новых проектов для кредитования, а «выбиванием» старых долгов. Поэтому и возродилась идея создания банка «плохих» долгов.
Эта история «бородатая», она активно обсуждалась ещё в 2008 году. Тогда дело ничем не закончилось: было принято политическое решение оставить эти долги на банковских балансах и заставить банки самостоятельно их «переваривать». В тот раз экономическая конъюнктура помогла это сделать, потому что период спада был очень непродолжительным — через полгода банки уже начали зарабатывать прибыль и по сути этой прибылью закрывали старые дыры в балансе, продолжая работать с проблемными долгами. Плюс на период 2008–2009 и начало 2010 годов ЦБ реализовал стратегию смягчения требований регулирования, что позволило не отзывать у банков лицензии в ситуации, когда у них не вполне всё хорошо было по нормативам в части капитала, если посчитать его по гамбургскому счёту.
Нынешняя ситуация отличается от прошлого кризиса. В ней действует много новых факторов, которые подталкивают правительство и ЦБ снова вернуться к идее банка «плохих» долгов. Один из таких факторов — одновременная реализация крупных государственных проектов в 2011–2012 годах: это и строительство статусных объектов на Дальнем Востоке, и Олимпийский проект. Под эти проекты, заведомо неокупаемые, было целенаправленно выдано, в том числе через ВЭБ и другие госкорпорации типа Олимпстроя, большое количество крупных кредитов. Кредиторами выступали и крупные государственные банки. Возник массив долгов, который принципиально отличается от коммерческого долга, составлявшего основу задолженности в кризис 2008–2009 годов. Там были кредиты реально работающим предприятиям и производителям, которых нужно было как-то спасать. А сейчас большое количество кредитов под некоммерческие проекты, которые (и это изначально было понятно) невозможно вывести на режим самоокупаемости и оздоровить в объёме, достаточном для погашения задолженности.
И вот эти кредиты нужно как-то системно обрабатывать. Круг потенциальных кредиторов, с балансов которых необходимо снять проблему, ограничен пятью–шестью институтами — это госкорпорации и крупные госбанки.
Вопрос в том, как управлять таким объёмом задолженности. Один из обсуждаемых подходов предусматривает передачу всех этих кредитов ВЭБу: под дополнительную докапитализацию при условии «нагрузки» — разбора завалов за последние пять–шесть лет. Это, безусловно, позволило бы тем же Сбербанку, ВТБ и Газромбанку, разгрузив баланс и освободив капитал, кредитовать новые проекты. Но тогда ВЭБ по сути превращается — другого слова не подберу — в «помойку». Вместо инфраструктурного финансирования и кредитования развития он будет вынужден заниматься разгребанием завалов, подчищать «хвосты». Это совсем другой подход: нацеленность не в будущее, а в прошлое.
Называется ещё один кандидат — АСВ. Агентство традиционно выполняет такие функции, как санация банков и ликвидация. Как конкурсный управляющий, АСВ имеет опыт работы со всем кредитным портфелем, где много всего разного. Но при работе со стандартными портфелями стратегическая задача АСВ прежде всего в том, чтобы увеличить конкурсную массу, превратив права требования в деньги. А в случае с банком «плохих» долгов речь идёт о кредитах по заведомо неокупаемым проектам. Превратить их в деньги нереально, и работать предстоит с нефинансовыми активами, имущественными комплексами. Нужно обладать опытом работы по управлению недвижимостью — а это уже задача, не очень характерная для АСВ. Если же в числе заёмщиков обнаружится какое-то потенциально жизнеспособное предприятие, потребуется санация экономическая — задача за пределами компетенции АСВ.
Тут приходит на память опыт 10–15-летней давности, когда в структуре правительства, вплоть до 2004 года, действовала Федеральная служба по финансовому оздоровлению и банкротству. Были очень разные отзывы об эффективности её работы: там финансового оздоровления было на полпроцента, а на 99% — всё, что связано с процедурами ликвидации. Оттуда вышло сообщество современных арбитражных управляющих.
Так что проблема с «плохими» долгами очень сложная, накапливалась годами и задевает большое количество ведомств. И возникает естественный вопрос: можно ли в рамках какой-то одной структуры эффективно отработать все проблемные, фактически невозвратные крупные ссуды под совершенно разные проекты в разных регионах страны? Поэтому так и болтает эту идею — то вперёд, то назад, то вроде бы все против, то опять возвращаются. Я думаю, без отмашки первого лица тут вряд ли дело сдвинется с мёртвой точки, и в течение года будет такой тяни-толкай. В итоге всё может закончиться самым «простым» решением: выделением дополнительного миллиарда ВЭБу с условием ещё какое-то количество проблемных кредитов взять на себя.
Розница: по 55% — нельзя, по 550% — можно
Другая ситуация с физическими лицами. В идее банка «плохих» долгов кредиты граждан не предусматриваются. Но с точки зрения социальной стабильности частные проблемные кредиты, может, даже в большей степени попадают в сферу внимания политических властей.
Вот статистика. В 2014 году было подано 1 миллион 800 тысяч исков о взыскании долга по договору займа. Это вдвое больше, чем в 2012-м. То есть ещё до кризиса, с 2012 по 2014 год произошёл более чем двукратный рост просрочки. И этот процесс превращается в системную глобальную проблему, которая грозит социальными потрясениями. Что с этим делать, тоже мало кто понимает.
В 2012–2013 годах, предвосхищая события, ЦБ пытался охладить рынок потребительского кредитования. В итоге это удалось, но не столько действиями ЦБ: после прошлогоднего декабрьского повышения ставки в январе–феврале текущего года выдачи кредитов упали в два раза, а по некоторым продуктам и на 85%.
А у нас, по разным оценкам, примерно треть потребительских кредитов были взяты для рефинансирования предыдущих. И гражданам невозможно в какой-то момент просто взять и выйти из кредитов: примерно 50% заёмщиков имеют два кредита и более. И после того как зимой банки резко подняли ставки по новым продуктам, в просрочку начали уходить граждане, которые не получили рефинансирования. Плюс произошло резкое снижение уровня доходов граждан, начался рост безработицы, явной и скрытой. Ситуация с просрочкой будет резко ухудшаться в этом году. И получается, что попытки «придавить» рынок потребительского кредитования скорее стимулируют резкий рост просрочки.
К дополнительному резкому ухудшению ситуации может привести ограничение с 1 июля полной стоимости кредита (эта норма должна была начать действовать с 1 января, но ЦБ ввёл мораторий на полгода). И это тоже приведёт к существенному снижению выдачи кредитов. В итоге банки прогнозируют очередную волну роста просрочки. И часть граждан, самые отчаянные или отчаявшиеся, которые не смогут перекредитоваться в банках, видимо, «перепрыгнут» в МФО, поскольку у нас такое странное регулирование: в банках получить кредит выше, чем по ставке 55% нельзя, а в МФО под 550% — можно. В итоге кредитная нагрузка на граждан ещё сильнее возрастёт. И тут возникает вопрос: введение ограничения ПСК в текущих условиях — благо или зло? Получается, что скорее зло, потому что повысит общую закредитованность граждан и увеличит уровень просрочки.
И есть реальный шанс до конца года получить в статистике до 3 миллионов исков о взыскании задолженности. И те же коллекторы, которые с разной степенью жёсткости требуют возврата долга, проблему никак не решат. Нужны какие-то институты, инструменты, механизмы, нацеленные на досудебную реструктуризацию просроченного долга.
Сейчас идёт активное обсуждение полномочий финансового омбудсмена, закон о деятельности которого принят в первом чтении. В академическом варианте его работа должна состоять в том, чтобы восстанавливать нарушенные права заёмщиков: например, добиваться разрешения на досрочное погашение долга, если банк в этом отказывает. Но при подготовке закона ко второму чтению готовятся поправки о наделении финансового омбудсмена полномочиями по досудебной реструктуризации долга. Это абсолютно не соответствует никакому международному опыту. Гражданин имеет право досрочно погасить кредит, и в этом омбудсмен может ему содействовать, но у гражданина нет права не платить по кредиту — и тут никакой финансовый омбудсмен не поможет. Поэтому попытка внести поправки, которые узаконят несвойственные функции, вызывает опасения, в том числе со стороны ЦБ. Это уже будет непонятно что за институт, этакая мешанина, которая может скорее дезориентировать граждан.
В такой ситуации нужны разного рода налоговые и финансовые консультанты либо кредитные медиаторы, которые помогают гражданину найти варианты реструктуризации, управлять кредитной задолженностью, например, путём превращения нескольких кредитов в один на каких-то приемлемых условиях. Это точно не функции финансового омбудсмена.
В связи с этим вспоминают удачный пример АРИЖК. В 2009 году с привлечением государственных денег агентство выдавало займы гражданам, что позволяло им в самое тяжёлое время закрывать «дырки» и погашать ипотечные кредиты. А потом, когда финансовое положение гражданина улучшалось, ему предстояло обслуживать два кредита: старый ипотечный и новый от АРИЖК. Но тот кризис довольно быстро завершился. Сейчас же оптимисты предрекают двухлетний кризис, пессимисты — пятилетний.
Ещё один дестабилизирующий фактор, который тоже начнёт действовать с 1 июля: вступление в силу закона о банкротстве граждан. Такое ощущение, что пока к этой дате не готов никто — ни суды общей юрисдикции, ни банки, ни граждане. Ни у кого нет понимания, как будет действовать этот механизм в текущей ситуации. Инициатива неподготовленная и непроработанная. И сейчас ставится вопрос о том, что имеет смысл вступление в силу этого закона перенести, как изначально и предполагалось, на 1 января 2016 года.
Все эти многочисленные неопределённости банкам требуется закладывать в бизнес-модели, что в итоге оборачивается ростом ставок по кредитам и рисками дальнейшего увеличения просрочки.