Российская экономика: возможно ли невозможное? A− A= A+
Яков МИРКИН
Заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН
Исходная матрица
Мы — великая экономика, которая произвела в этом январе 168 металлорежущих станков, 176 кузнечно-прессовых машин, 190 деревообрабатывающих станков, вычислительной техники, её частей и принадлежностей — чуть больше чем на $20 миллионов, по 14 центов на каждого жителя. А ещё — около 400 тракторов и, между делом, 1 трамвай и 4 троллейбуса.
Нам есть чем заняться. Мы производим 1 костюм в год на 14 мужчин, 1 пальто на 13 человек и даже 1 чемодан/сумку на 11 российских душ.
Мы — огромный внутренний рынок. Если, конечно, экономика «заточена» под нас. Средний уровень газификации — 65% (в городах — 70%, в сёлах — 55%). Скорость газификации — от 1 до 0,1% в год, а её уровень на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири — 7%.
Эти примеры можно продолжать бесконечно. Мы живём с дефицитным, деформированным гражданским сектором. С растерянными отраслями «производства средств производства для производства средств производства». Экономика выстроена по формуле: «сырьё + продовольствие + военно-промышленный комплекс». А формула её существования — «обмен сырья на потребительские товары, оборудование и технологии». Главным образом, в отношениях с ЕС — 46% внешнего товарооборота. И готова подстроиться к Китаю — на тех же условиях «заднего двора» для мастерской всего мира.
Если мы хотим другого для всех нас, то экономика крайне нуждается в изменениях своей структуры, в том, чтобы вернуться к большому универсальному хозяйству. 140–150 миллионов человек, богатейшие в мире ресурсы — есть всё, чтобы стать индустриальной страной, нацеленной прежде всего на нужды собственного населения. Но требуется отчаянное стимулирование спроса и предложения, подчинённое росту доходов и имущества среднего класса, мелкого и среднего бизнеса.
Для этого у нас замечательные стартовые позиции. Россия занимает 1–2 места в мире по производству нефти, алмазов, природного газа, ячменя и ржи, алюминия, титана. У нас 3 место по золоту, 4-е по серебру, 5-е по стали и пшенице, 6-е по лесоматериалам, 7-е по меди, 11-е по цинку. Мы вторые в мире по экспорту вооружений и один из крупнейших производителей минеральных удобрений.
Как сегодня живём
Минусы и плюсы. В прошлом году ВВП к 2014 году упал на 3,7%. Промпроизводство: –3,4%, розничная торговля: –10%, обороты по экспорту–импорту: –34,2%, инвестиции: –8,4%, реальные доходы: –4%, инфляция: –15,5%. Честный показатель того, что происходит с экономикой, — производство электроэнергии: –0,5%.
Жиденько, бедненько, но не носом в землю. Хотя 20%-ный спад в производстве машин и оборудования за два последние года устрашает.
А где плюсы? Аграрный сектор, продовольствие, фармацевтика, вооружения, добыча сырья, транспорт. Сохранилась основа экономики — «обмен сырья на валюту». Больше своей еды. И конечно, полный вперёд там, где куют броню и разят наповал. Загружена оборонка и подтягивает своих поставщиков, чудом сохранивших кадры и технологии. Темпы роста ВПК — больше 10% в год.
Половецкие пляски — 2015. В экономике всё ходит ходуном, как в трясине. Изумруды: +31%, бриллиантовая «ювелирка»: –30%, золотые цепи: –32%. Мясо: +10%, мороженая рыба: +9–12%, зато икра: –15% и балычки: –23%. Шёлковые ткани: +32%, шерстяные: –21%. Тёплые куртки: –45%, женские полупальто: –46%, колючая проволока: –24%. Зато коробки из картона: +54%. Телевизоры: –46%, жаропонижающие средства: +24%. И апофеоз — курительный табак: +30%.
«Большой Иран»? Экспорт в январе 2016-го — на 43% ниже, чем два года назад. Но и импорт упал на 46%. Меньше зарабатываешь — меньше покупаешь, независимо от любых санкций. Но есть и тревога: импорт машин из «дальнего зарубежья» снизился на 56%, механического оборудования на 47%, электрооборудования на 56%. Значит, впереди — угроза «технологического коллапса» и превращения в «Большой Иран». Зависимость от такого импорта и электроники в ряде ключевых технологий — до 80–90%.
Региональные овраги. Их много. Только несколько примеров. Безработица в Ингушетии: 30,7%, в Республике Тыва: 22%. Реальные доходы населения в Ульяновской области: –20%. Розничный товарооборот в Челябинской и Кемеровской областях: –17%. Промышленное производство в Приморском крае: –52%, в Архангельской области: –42%. Строительные работы в Калмыкии: –62%, в Новосибирской области: –34%. В стране несколько экономик: «развитые» в Москве, Петербурге и ещё в нескольких регионах и много «развивающихся», почти африканского типа.
Великая временная тишина. Что происходит с населением? Падение выручки в магазинах: 10–15%. Спрос на новые квартиры: –30% (оценка строителей). Посиделки в ресторанах: –40–50%. Общепит: –7,4%, пассажирооборот: –5%. Зато на 10% меньше автопроисшествий. Наша реальная зарплата в 2015-м упала на 10%. Каждый седьмой встреченный на улице получает меньше 10 тысяч рублей в месяц. Безработица долгие месяцы держит уровень 4,4 миллиона человек. Это немного — 5,8%.
У нас есть запасы. На руках больше 4 триллионов наличных рублей. Из них 50–60% находятся в Москве. Плюс несколько десятков миллиардов наличных долларов, евро, фунтов. Во вкладах — 16,3 триллиона рублей. А есть ещё и валютные вклады. Их много. Именно мы кормим промышленность деньгами.
В 2015-м пять забастовок с участием 833 человек. За год отозваны лицензии больше чем у 100 банков. Там были очень крупные вкладчики. И? И — тишина. О ней будем рассказывать правнукам.
Прелести «вязкой» экономики
Ещё год назад никто не мог предположить, что при таком сокрушительном обвале цен на сырьё и жёстких санкциях наша экономика не рухнет, как в 2008-м, а войдёт в стагнацию. Почему? Сохранилась, конечно, основа: поток сырья в ЕС против встречного потока валюты. Но есть и другие причины.
Девальвация рубля изменила ситуацию: кому-то стало выгоднее производить, а кому-то невыгодно импортировать.
Санкции и контрсанкции перераспределили заказы, которые раньше доставались иностранцам, а сейчас отдаются своим.
Нефтяная война, суть которой — любыми способами сохранить свои доли рынка, не обошла и Россию. По физическим объёмам экспорт сырой нефти в январе–ноябре 2015-го оказался на 8,7% выше, чем годом ранее, нефтепродуктов — на 4,3%, природного газа — на 5,4%, электроэнергии — на 33,4%, чёрных металлов — на 7,4%, алюминия – на 17%, а меди — на 94,8%.
Рост ВПК. Сегодня это драйвер роста, но одновременно и угроза опять стать великим танковым заводом с убогой гражданкой.
Внутренние цены. При огромной доле импорта (перед кризисом — примерно 40% розницы) они натолкнулись на жестокие ограничения внутреннего денежного спроса.
И конечно, серая и чёрная экономика. До кризиса Всемирный банк отдавал ей в России 43,6% ВВП, плюс к официальному. Сейчас этот наш великий амортизатор всех неприятностей наверняка перевалил за 50%. Обслуживается она наличными, по доле которых в денежной массе Россия — в первой четверти стран мира.
Капкан снаружи
Циклическое усиление доллара в ключевой паре «доллар–евро» (каждый цикл — 15–17 лет, с начала 1970-х) привело к давлению на сырьевые цены. С 2012-го посыпались металлы, стойко падало золото, снижается продовольствие. В 2014-м началось стремительное падение нефти и газа. Все эти цены — финансовые, они формируются на рынках товарных деривативов в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне.
Но и рост на рынках акций (США и Китай) не мог сохраниться. Тем более что он всё больше напоминает мыльный пузырь. Поэтому в августе 2015-го и январе 2016-го сильный доллар вызвал движение вниз и на этих глобальных рынках.
Вместе с санкциями эти тренды формируют капкан из низких цен на сырьё и финансовых шоков, который охватывает Россию. Плюс к этому официальная политика ЕС и США, нацеленная на сокращение нашей доли на рынке топлива Евросоюза и диверсификацию источников поставок, для чего в последние два года достраивалась инфраструктура.
Пока наши физические объёмы экспорта сырья в Европу сохраняются. Но впереди — огромные риски и ещё один капкан. Больше 46% внешнего товарооборота России приходится на ЕС (на Китай только 12%). А кроме того, 60% положительного сальдо торгового баланса (с Китаем — крупное отрицательное сальдо).
Капкан внутри
Чем мы ответили на внешнее давление в виде снижения цен на сырьё и санкции? Политикой вычетов, торможения, урезаний, замораживания. Высокий процент (жить нельзя), тяжелейшие налоги (при них не растут), сдавливание кредита и денежной массы, бесконечные разговоры о нехватке средств, о секвестрах, о повышении пенсионного возраста (из таких мест бегут), запретительная экономика (взрывной рост регулятивных издержек).
Насыщенность деньгами и кредитами падает. Монетизация (денежная масса M2/ВВП) в 2013-м — 43,7%, в 2015-м (на 1 декабря) — 41,4%. Кредиты в рублях экономике / ВВП в 2013-м — 27,7%, в 2015-м — 26,3%. Это очень низкие для мира показатели. При этом резко уменьшается сеть финансовых институтов: с сентября 2013-го по январь 2015 года с рынка ушло больше 200 банков.
Налоги и квазиналоги — на уровне развитых стран ЕС (в районе 40% ВВП). Ни одна страна не совершала «экономического чуда» с такой нагрузкой (в Китае — 28–29% ВВП). Налоговые стимулы — или формальны, или их очень тяжело применять. А налоговый пресс потихоньку растёт, в том числе и в прошлом году.
Процент по ссудам? Двузначный: 25–26% по розничным кредитам и от 17% и выше — малому бизнесу (ЦБР, сентябрь).
Регулятивная нагрузка? С 1996 года число издаваемых за год нормативных актов выросло в 3 раза. Уголовный кодекс потолстел со дня своего рождения в 2 с лишним раза, а Административный — почти вдвое.
Результат — скандально низкая, падающая норма инвестиций. С такой просто не растут. Даже в лучшие времена она была на уровне 22–24% ВВП. Сегодня — ниже 19–20%. Чтобы войти в стабильный рост, нужно хотя бы 25–26%, а для «экономического чуда» — 30–35% (в Китае — больше 45%).
Что впереди?
Территория «циклически сильного доллара» и «низких цен на сырьё» — ещё на три–четыре года.[1] Так что надеяться на снятие внешнего прессинга не стоит. Впереди — угроза сокращения доли России на рынке топлива ЕС и физического сокращения объёмов экспорта. Потихоньку будут включаться технологические санкции — с учётом высокой зависимости России от импорта в ключевых отраслях. Всё это, плюс геополитические риски и дестимулирующая экономическая политика, будет провоцировать нарастание кризиса в ближайшие годы.
Правительство и денежные власти упорно считают, что они делают всё правильно, ошибок нет. Хотя под сильнейшим внешним давлением правильно было бы проводить политику стимулирования внутреннего спроса и предложения, высвобождения энергии бизнеса, снижения налоговой и регулятивной нагрузки, издержек, рисков. Вместо этого проводится политика рестрикций, ограничений, торможения, делёжки сокращающегося пирога. На внешние ограничения накладываются внутренние — замораживание денежной массы и кредита, сверхвысокий процент, тяжелейшие налоги, регулятивные издержки, растущие по экспоненте.
Запаса стабильности, чтобы удерживаться на относительно высоком уровне потребления, хватит на год–два (номинальный ВВП на душу населения в 2013-м был больше $14 тысяч, а к концу этого периода опустится до $6–7 тысяч). Далее — или должен происходить резкий поворот к стимулированию роста, или же экономика будет сходить к уровню потребления в $4,5–6 тысяч (ниже — уровень технологий, выше — все виды рисков).
В 2016–2017 годах стагнация сохранится, с чуть заметным наклоном вниз. Состояние хронического больного: стабилизировалось до следующей неприятности, потом провал и — снова стабилизация.
Нефть в этом году — $33–43 за баррель. Доллар США почти сравняется с евро, а у нас он будет стоить 75–90 рублей. Инфляция — 12–18% (за счёт немонетарного фактора). Ключевая ставка ЦБ — не ниже 10–13%. ВВП — минус 1–5%. ВВП на душу населения — $7400–8000. Санкции будут продолжены. Инвестиции/ВВП — 17,5–19%. МВФ, опираясь на тенденцию, нам пророчит норму инвестиций в 18,1%, а в 2018-м — 18,6%.
Количество банков продолжит уменьшаться. Крупнейшие — на «аппарате искусственного дыхания» (поддержка ликвидности со стороны ЦБ). Массовое списание проблемных долгов банков, лишённых лицензии, за счёт необеспеченной эмиссии и карманов налогоплательщика (докапитализация АСВ и его подкрепление кредитами ЦБ). Дальнейший рост сверхконцентрации и доли проблемных активов в банках и финансовом секторе.
Экономика будет всё больше жить по формуле «сырьё + продовольствие + военно-промышленный комплекс». Недвижимость — дешевле, даже номинально, в рублях. Начало снижения физических объёмов экспорта сырья. Чуть заметнее щель в уровне технологий (технологический бойкот Запада).
Более заметный рост конфликтности — внешней, внутренней, постепенный рост энтропии, негативные, чуть более заметные сдвиги в демографии, уровне преступности. Больше замыкания в себе. Минус иностранцы. Меньше — мы им, меньше — они нам. Больше отсечений — линий бизнеса, потоков людей. Продолжение переключения на геополитику вместо экономики. Депрессивная политика «экономического блока». Угасающие в тишине крики бизнеса. Средний и малый — подавленное настроение, тяга к серой экономике или наоборот: слиться в едином экстазе с госсектором, найти себе хозяина у государства и крупных государственных корпораций. Тихо нарастающий шум — население, регионы. Больше милитаризации (экономика, дух), больше мобилизации.
Есть ли риск катастрофы?
Внутренние риски? Да никаких! Медленное увядание под шелест дождя, с тихим осыпанием компаний, банков и оседанием наших карманов куда-то в пустынные глубины. Разве что кто-то сделает роковую ошибку в Центральном банке, или слишком крупного носорога начнут съедать под тамтамы. Великая сползающая тишь, сушь и даже гладь.
Хотя не всё так однозначно. Есть тенденция к тому, чтобы стремительно войти. Или куда-то смело шагнуть. А в ответ — перекрыть. И потом нанести. Куда и что? Заранее неизвестно. Везде есть люди и их противоречивые желания.
2017 год? Хуже, но так же. С нарастающим чувством хаоса, который пока в мешочке, но уже заметен на ощупь.
А вот в 2018–2020 годах по части внутренних рисков катастроф как-то всего побольше. Усталость металла, сверхконцентрации рисков. Повсеместный рост проблемных активов. Где треснет, неизвестно. Импортированное оборудование — плохо обновляется и плохо обслуживается (санкции). Плохие банковские долги — слишком много. Падение добычи сырья (сейчас варварски выбирается самое лёгкое, нет инвестиций). Отталкивание нашего сырья Европой. Сжатие доходов населения — когда-то доберёмся до нутра. Выборы и риски завинчивания крышки, чтобы через них пробраться. Риски захлопнувшихся дверей под крики врачей: «Россия — интраверт!»
Красная черта для экономики
Когда начнёт накаляться «социальная обстановка» в России? В благословенном 2013 году ВВП на душу населения в России составил $14,5 тысячи, потом $12,9 тысячи. А на 2015-й МВФ прогнозирует $8,4 тысячи. Глубокое падение.
На Украине начались бунты в конце 2013-го при самом высоком после 1991 года ВВП на душу населения — $4,2 тысячи. Первый майдан случился в 2004-м, когда ВВП на душу населения был $1,4 тысячи. На 2015 г. МВФ прогнозирует $2 тысячи. Страна, готовая к потрясениям.
В Аргентине толпы на улицах образовались, когда ВВП на душу населения упал в 3 раза — с $9,5 тысячи в 2000-м до $3,2 тысячи в 2002-м. Великая девальвация, бешеный кризис. Всё это — численные измерения того, когда рейтинги перестают зашкаливать, а в воздухе начинает пахнуть серой.
У нас, грубо говоря, котёл начнёт закипать, если ВВП на душу населения в России упадёт до $4,5–5,5 тысячи. В 2,5–3 раза по сравнению с 2013-м. Эта та предельная точка, ниже которой всей махине российской власти опускаться нельзя.
При каком курсе доллара это могло бы произойти сегодня? По оценке, в районе 100–110 рублей (при прочих равных).
Как переломить ситуацию?
Впереди несколько сценариев. По-прежнему есть вероятность в 10–15%, что мы станем закрытой «башней из слоновой кости», с военизированной экономикой, ополчившейся против всего мира. 70–80% — за стагнацию, или «Большой Иран», полуоткрытый, основанный на какой-то «Большой идее» (если не религиозный фундаментализм, то державность). А может быть, и не Иран, а что-то типа Испании конца 1950-х — начала 1960-х, когда Франко создал правительство из молодых технократов и, не меняя природы режима и экономики, сделал первую попытку её обновления (инфраструктура, туризм). Наконец, 5–10% стоит отдать «экономическому чуду», политике стимулирования роста и модернизации, «новому курсу».
Вероятность невелика. Но по большому счёту у нас просто нет другого выхода. Мы обязаны переходить к политике стимулирования роста и модернизации. Потому что альтернатива — жизнь на задворках.
Нужны сильные ответы на сильные внешние вызовы (пока они ещё слабы). А для этого «внешнему капкану» вместо нынешнего «капкана внутреннего» нужно противопоставить политику, которая была бы подчинена росту, модернизации, качеству и большей продолжительности жизни.
Есть десятки инструментов, как это сделать.[2] Ударные налоговые стимулы за рост производства и модернизацию. Общее снижение налогового бремени, особенно для среднего класса и малого бизнеса. Рост инвестиций в ВВП хотя бы до 30%. Сбалансированный рост монетизации, низкий процент, целевое рефинансирование банков и доступность кредитов для регионов, приоритетных отраслей, среднего и малого бизнеса. Замораживание цен и тарифов, регулируемых государством, жестокое «урезание» регулятивного бремени, превращение ЦБР в Центральный банк развития. Осторожные деконцентрация активов и разгосударствление. Стабильный низкий курс рубля. И вдобавок, конечно, промышленная политика, без которой ещё не обходилось ни одно «экономическое чудо».
И ещё, наверное, стоило бы обратиться к народу: «Мы всё сделаем, чтобы в России было легко и интересно жить, работать, творить, делать бизнес. Если объявленных мер недостаточно, введём новые. Но и вас, дорогие друзья, просим не уходить в теневую экономику. Пользуйтесь льготами, чтобы прирастить бизнес, а не «оптимизировать» его. Пожалуйста, не занимайтесь в ближайшие годы вывозом капитала. Не бросайтесь в банки всё менять на доллары и евро. Тех, кто уехал и попытался найти новые возможности для себя в Западной Европе, США и других странах, мы просим: подумайте, не стоит ли использовать это уникальное время, на пороге которого уже стоит Россия, чтобы найти свой новый успех и новую карьеру».
А что потом? Потом, возможно, и начнётся совсем другая страница в истории России — как одного из самых динамичных и свободных обществ, центра силы и инноваций в глобальной экономике.