Уровень риска запредельный A− A= A+

Михаил МАТОВНИКОВ

Генеральный директор «Интерфакс-ЦЭА»

Факторов, определяющих высокие ставки, три.

Первый — это высокая стоимость пассивов, которая явилась следствием той «войны», которую в прошедшие два года крупные банки развязали за вкладчика. Причиной «войны» стал дефицит ликвидности, который тоже не с неба упал. Он был вызван тем, что Минфин через механизм Резервного фонда продолжил стерилизацию рублей, а Банк России, объявив о переходе к политике плавающего курса, перестал вбрасывать деньги в экономику. Из-за этой несогласованности — одни перестали вбрасывать, а другие продолжили стерилизовать — Минфин за три бюджетных цикла «высосал» из банковской системы в Резервный фонд всю ликвидность.

То есть за процентную «войну» на рынке вкладов всю ответственность несут денежные власти. И сейчас нужно решить системную проблему. Главным механизмом предоставления ликвидности на рынке у нас остается РЕПО. У банков сейчас вся ликвидность заемная, она одолжена у ЦБ. Но, во-первых, такая система предоставления ликвидности ориентирована в основном на крупные банки. Во-вторых, она тоже изымает деньги из экономики, это, по сути, обмен одних ликвидных активов (ценные бумаги) на другие. А как говорил кот Матроскин, «чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-то ненужное». Чтобы заложить в ЦБ что-то на 90 рублей, нужно сначала купить что-то на 100 рублей. А инструменты, которые действительно дают новую ликвидность, в частности под залог нерыночных активов, жестко детерминированы и по большому счету доступны восьми банкам в стране.

Поэтому в целом инструментарий предоставления рефинансирования не адекватен ситуации. Нужно что-то делать и расшивать этот клубок.

Второй фактор высоких ставок — высокие операционные издержки. Часть из них обусловлена особенностями нашего регулятивного режима (например, требования бумажного хранения документов, к внешнему виду офиса). Сейчас что-то более или менее исправляется, но эффективность от этого на копейки.

Реальная проблема высоких издержек связана с тем, что операции российских банков слишком краткосрочны. Когда ты выдаешь кредит и он к тебе в конце года уже возвращается, ты каждый год крутишься как белка в колесе. То есть не создается актив, который на тебя работает годы, кредитный портфель оборачивается со страшной скоростью. При высокой оборачиваемости кредитов ожидать существенного снижения издержек сложно.

Третий фактор — высокая маржа. Не слишком ли банки жируют, интересуются эксперты. Предположение это в основном делается из наблюдений за крупнейшими банками, которые показывают рентабельность на капитал 20–25%. А розничные банки и все 30%. Но в том-то и дело, что у нас реально так много зарабатывают только розничные банки. А средняя рентабельность капитала корпоративного банка, если ее взять как среднеарифметическую, находится на уровне 9%, то есть равна депозитным ставкам.

И вся эта маржа уходит в риск. Почему это происходит? Ведь в случае высоких рисков кредитуют, как правило, под залог и риски таким образом минимизируют. В том-то и дело, что главный урок кризиса 2008 года состоял в том, что в России нет эффективного залогового права: залог можно потерять, для чего существует миллион способов. Так что банки, насмотревшись на это все в 2008-м, закладывают даже обеспеченным заемщикам риск из расчета, что залог свой не получат.

А уровень риска у нас совершенно запредельный, если не брать во внимание «голубые фишки», которые и получают кредиты на довольно хороших условиях, под 8–9%. Например, у заемщиков категории «Б», по версии Moody’s (это «Мечел», «Черкизово», «Распадская» и др.) вероятность дефолта на горизонте года составляет 2,5%, на двух годах — уже 6%, на трех — 9%. Внимание, вопрос: какова должна быть ставка кредитования таких заемщиков по обеспеченным кредитам? Величина ставки как-то «лечится» тем, что заемщики кредитуются не на три года, а на более короткие сроки. Тогда на горизонте года это ставки — порядка 10%. Если взять всех прочих заемщиков, тоже более или менее хороших, имеющих кредитный рейтинг, то у них вероятность дефолта на горизонте один год оценивается в 10,45%. Вот и кредитуют их под 19,48%. Это не самые плохие заемщики. Но если банк в их обеспечение до конца не верит, то уровень ставки не видится запредельным.

Это означает, что нужно бороться за защиту прав кредиторов. После 1998 года в деле залогового права был достигнут большой прогресс: принято законодательство, введена достаточно прозрачная система регистрации залогов. И вообще считалось, что у нас с залоговым кредитованием дело налажено. То, что происходило в 2008-м, для банкиров стало открытием. Именно с того времени резко возрос дифференциал между кредитованием «премиальных» и обычных заемщиков.

Кто отвечает за решение этого вопроса? Очевидно, что это не в компетенции ЦБ, а в компетенции президента и Госдумы, а также Верховного суда. Нужно менять систему в области правоприменения. Процент злоупотреблений в процессе банкротства зашкаливает. И по большому счету наши заемщики платят слишком высокие ставки, расплачиваясь за общий уровень неопределенности в экономике.

Еще одна проблема. Даже у премиальных заемщиков ставка тоже начинает резко расти по мере удлинения срока кредитования. Годичный кредит им реально взять под 9%, но если речь о трех годах, то ставка стремительно повышается. И главный виновник здесь — процентные риски. Банки боятся, если вырастет ставка по депозитам, потерять на ставках по кредитам, заемщики боятся переплатить: вдруг рухнут ставки?

Все это «лечится» путем использования переменной ставки, которой у нас нет. ЦБ вроде зашевелился в этом направлении, но у него пока нет понимания, к чему эту ставку «привязывать»: обращаться к MIACR смешно, потому что его волатильность зашкаливает, к инфляции — странно.

Мне представляется, что для этих целей очень хорошо подходит ставка рефинансирования, по которой никто никому не дает кредиты, но которая играет мощную информационную роль в экономике. Однако при этом важно, чтобы эта ставка принималась не решением Совета директоров Банка России, а на основе прозрачной методики, которая высчитывает реальную стоимость ресурсов в экономике, чтобы банки и заемщики могли предсказывать движение ставки на основании какого-то понятного анализа.