Михаил Алексеев: Есть ли жизнь – в ограниченных условиях? A− A= A+

Впервые, пожалуй, банковское сообщество оказалось в ситуации, когда не только собственные трудности сковывают движение, но и перспективы тоже связаны с жёсткими ограничениями и требуют серьёзной перенастройки бизнеса. Как жить в окружении «красных флажков»? С таким нетривиальным вопросом я обратился к Михаилу АЛЕКСЕЕВУ, председателю правления ЮниКредит Банка. Встреча наша проходила на площадке форума FINOPOLIS 2016, аккурат перед началом панели «Банк как IT-компания: развитие «банков без отделений», модерировать которую предстояло моему собеседнику. Поэтому и разговор начался с IТ-угроз: насколько неотвратимы и радикальны перемены в банковском бизнесе, вызванные бурным развитием информационных технологий?

Перемены, конечно же, неотвратимы и, безусловно, радикальны. А главное – они уже происходят под нашими окнами. Во-первых, на рынок традиционно банковских услуг вошли и активно действуют принципиально новые игроки. Опираясь, в частности, на технологии ApplePay и SamsungPay, они предлагают клиентам совершать покупки и платежи без наличных денег и банковских карт, а также пересылать деньги в социальных сетях и мессенджерах. Людям это удобно, и не удивительно, что часть клиентов, которые пользуются услугами банков, постепенно переходят на новые сервисы.

Разумеется, совсем уж без банков обойтись не получается, во всяком случае – пока. Но банки теперь всё в большей степени становятся поставщиками базовых финансовых сервисов для финтех-компаний. Де-факто они отвоевали себе место посредников между клиентами и банками и достаточно уверенно в этой нише себя ощущают.

Банки, естественно, не собираются сдаваться без боя. Некоторые, например, самостоятельно выделяют часть своего бизнеса в виде «IТ-компаний с банковской лицензией». ЮниКредит Банк также проявляет большой интерес к новым каналам обслуживания. Мы, в частности, прорабатываем сервис в мессенджере, где клиентам будут доступны как информационные, так и банковские услуги.

Второй прорыв – развитие таких технологий, как NaturalLanguageProcessing. Они позволяют частично обходиться без операторов, обслуживая клиентов в колл-центрах и чатах. Запросы типа «Какой у меня баланс?», «Заблокируйте карту», «Где рядом есть отделение?» – обрабатываются автоматически.

Ещё один пример – биометрия, позволяющая без документов идентифицировать клиентов с высокой точностью. Скажем, технология идентификации по лицу (VisionLabs, N-Tech.Lab, Vocord) обеспечивает точность от 75 до 98%. А это позволяет начинать обслуживание или предотвращать мошенничество раньше, чем клиент предъявит паспорт. Наш банк сейчас внедряет такие проекты в отделениях, и мы уже видим реальные кейсы, способные предотвращать мошенничество, ускорить работу операционистов, повысить их эффективность и коммерческую активность.

 

БДМ: А ведь ещё совсем недавно именно банки инициировали внедрение информационных технологий в нашу жизнь. Вспомним хотя бы переворот, связанный с дистанционным обслуживанием. Но теперь, выходит, уже банкам приходится тянуться за продвинутыми клиентами, к которым перешла роль главных драйверов?

Скорее, её перехватили финтех-компании. А вперёд они вырываются, потому – что более гибкие и быстрые, чем большинство традиционных банков. Хотя в конечном счёте и банки, и финтех действительно тянутся за клиентами. Но – по-новому. Если раньше конкуренция шла за способы привлечения клиентов – в отделения, в мобильный или интернет-банк, то сейчас и банки, и финтех сами идут к клиентам, погружаясь в их среду. Самый яркий пример – приход ботов в чаты, которые у 99% миллениалов всегда открыты на телефоне. Это намного эффективнее, чем попытки заставить людей найти, скачать, установить мобильное приложение банка, да ещё и разобраться в нём.

ЮниКредит Банк активно работает с внешними партнёрами. На сайте банка есть сервис погашения наших кредитов с карт других банков, предоставленный компанией Best2Pay, в нашем интернет-банке есть интеграция с сервисом Flocktory, который предоставляет купоны на скидки в большом количестве магазинов. Хороший опыт наработан вместе с агрегаторами оплаты услуг – сегодня в нашем интернет- и мобильном банке доступна оплата услуг от более чем 1500 поставщиков.

 

БДМ: Но насколько готова отечественная банковская система к такой гонке, кто окажется в лидерах?

Большинство крупных отечественных банков в эту гонку уже вступили. И в лидерах оказываются самые смелые: те, кто готов рисковать и экспериментировать. Пока одни банки считают сложные бизнес-кейсы и проводят многочисленные согласования, другие выделяют бюджет «на эксперимент», берут на себя осознанный риск и быстро выкатывают первый вариант сразу на рынок, а далее его дорабатывают. Те же, кто выжидает или идёт традиционным путём, – в хвосте этой гонки.

Но кроме новых клиентских сервисов, очень важна ещё и техническая интеграция банков с новыми игроками рынка – не только с финтех-компаниями, но и с регуляторами, государственными органами. А для этого требуется создание открытых программных API-интерфейсов (ApplicationProgramInterface) для взаимодействия с внешним миром. И в лидеры гонки прорвутся банки, которые первыми откроют вовне стандартные интерфейсы, например, идентификации и авторизации клиентов, платёжных и карточных сервисов – именно с ними уже выходят на рынок современные финтех-компании, работающие на базе банковского API.

 

БДМ: А не получится ли, что затраты на трансформацию банковского бизнеса (а удовольствие это недешёвое) обесценятся следующим поколением IT-новаций, которое может свалиться на нас в ближайшие годы?

Все зависит от характера трансформации. Её задача – превратить монолитную банковскую организацию в гибкую финансовую структуру, готовую к взаимодействию с другими такими же. Сейчас, например, ЮниКредит Банк завершает трансформацию основной банковской системы для юридических лиц, заменяя устаревшие блоки комплексом современных решений, интегрированных на общей сервисной платформе. Такой подход позволяет гибко модернизировать отдельные модули, оставляя неизменными другие. Это даст нам возможность идти в ногу с рынком, обновлять продуктовые модули, оставляя неизменными учётные системы, которые обычно более консервативны.

 

БДМ: Так, может, нужны разноскоростные модели обновления? Или есть другие способы решения задачи рыночной эффективности технологических обновлений?

Безусловно нужны. Причём правильно применять их нужно внутри организации: чем ближе функциональность к новым продуктам, клиентам и фронту, тем более agile, гибкой, должна быть модель обновления IТ-систем и бизнеса банков. Чем ближе изменения к базовой банковской функциональности, тем более продуманным и спланированным должен быть подход к развитию. Agile-подход с его допустимым уровнем проб и ошибок несёт неприемлемые риски при модернизации, например, центральных банковских систем – там он неприменим.

ЮниКредит Банк уже несколько лет успешно применяет agile-подход. У нас есть как внутренние выделенные команды, так и успешный опыт совместной работы с внешними подрядчиками для быстрой разработки и внедрения новых сервисов и продуктов.

Есть, разумеется, и другие модели обновления. Быстрое развитие, например, можно обеспечить путём покупки и участия в акселерации стартапов и финтех-компаний. Но какую бы модель банк для себя ни выбрал, цель одна – выйти на качественно новый уровень гибкости и реагирования на постоянно меняющиеся внешние условия. Эти требования должны перестать нас раздражать и восприниматься как норма.

 

БДМ: Вывод понятен и обжалованию не подлежит. Жаль, что мы не на облаке живём – можно было бы просто принять его к исполнению. Но на грешной земле нельзя не учитывать санкции, скачки цен на нефть, позицию регулятора. Хотел бы поэтому обратиться к другой вашей ипостаси. О предстоящем экономическом росте сегодня не говорит только ленивый. Как вы оцениваете такие прогнозы, которые к тому же удивительным образом сочетаются с жёсткой денежно-кредитной политикой в самом начале фазы выхода из кризиса?

Если подходить объективно, то до середины этого года экономика продолжала углубляться в рецессию, и только на фоне восстановления нефтяных котировок отдельные показатели начали демонстрировать признаки восстановления. Перестали также снижаться реальные доходы. Но уверенно говорить о росте пока не приходится, поскольку сохраняются серьёзные ограничения. Прежде всего – структурного характера: смогут ли, например, российские производители удовлетворить спрос в случае его восстановления, или же он транслируется в рост импорта? К этому добавляется неопределённость международной обстановки, а также решений в денежно-кредитной и бюджетной сферах.

Денежно-кредитная политика у нас действительно жёсткая. Однако снижение ставок само по себе не станет панацеей – в условиях слабой инвестиционной активности и значительного объёма средств, накопленных компаниями на депозитах, это вряд ли приведёт к существенному росту спроса на кредиты. В целом же консервативная позиция в области денежно-кредитной и бюджетной политики предполагает, что усилия будут сосредоточены на разрешении давно назревших проблем, в том числе структурных, и это – макроэкономически верно для реализации долгосрочных целей. Но в ближайшей перспективе такой подход, безусловно, будет сдерживать динамику роста экономики.

 

БДМ: Но это противоречит как объективным потребностям экономики, так и общему настрою в стране. Неслучайно проблема давно вышла из сферы профессиональных дискуссий и стала, пожалуй, самой обсуждаемой в прессе и на телевидении. Неужели не существует грамотного способа её решения?

Наши представления о рыночной экономике во многом опираются на некую идеальную модель. Может, она где-то когда-то и была, но скорее всего возникла в учебниках – и сразу всем понравилась. Всё в ней прекрасно: свободная конкуренция, стимулы для предпринимательской активности, инфляция как раз низкая, но при этом – высокие темпы роста. Все эти элементы по отдельности в жизни встречаются, и в принципе к ним надо стремиться, потому что они действительно важны. Но сейчас регулятор открыто и очень чётко говорит, что концентрирует свои усилия на снижении инфляции до 4%. И я вполне допускаю, что в какой-то момент мы с сегодняшнего, не такого уж, кстати, высокого, уровня инфляции действительно выйдем в заданную точку. Будет ли этого достаточно? Если одновременно не изменять другие параметры нашего развития, приведёт ли достижение цели к улучшению экономического климата, повышению деловой активности, к структурным изменениям, без которых невозможен переход от «экономики газовой трубы» к современному высокотехнологичному укладу?

Прекрасно понимаю, что развёрнутых ответов на все эти вопросы не существует. Но если их сегодня не искать, то они и завтра не появятся. А значит, мы по-прежнему будем наблюдать высокую стоимость кредитных ресурсов и нежелание клиентов инвестировать уже имеющиеся средства в производство – то есть стагнацию кредитной активности, а в перспективе и её спад. Даже потребительские кредиты сейчас отказываются брать: согласно последним опросам, 90% населения без энтузиазма относятся к идее «жить взаймы». И это очень тревожный сигнал.

 

БДМ: Иными словами, ближайшая перспектива развития банковского сектора вам видится в мрачных тонах?

В текущей макроэкономической ситуации для сегодняшнего количества банков и того состояния, в котором они находятся, – нет условий для бизнеса. По последним опубликованным данным, у половины из них – отрицательный капитал. И это очень похоже на правду. Прошлый год у нас четверть банков завершили с убытками, а у половины – если и оказалась прибыль, то возникла она не от основной банковской деятельности. А это значит, что три четверти банков не имеют сегодня устойчивой модели развития. Небольшим и средним очень трудно выживать. Да и в целом среда для развития банковской деятельности сегодня неблагоприятная, и число банков будет сокращаться.

Другое дело, как государство будет поступать с теми кредитными учреждениями, которые уже начали испытывать трудности и находятся на грани выхода с рынка. Продолжать тратить огромные ресурсы на их санацию уже нет возможности, но и от системы страхования вкладов отказываться нельзя. Здесь пока вопросов больше, чем ответов.

К большому сожалению, банковская система оказалась в состоянии скоротечной и резкой трансформации. Политика круто изменилась по сравнению с 1990-ми, когда в ходу были призывы «берите свободы – сколько сможете» и «пусть расцветают все цветы», а под брендом банка можно было регистрировать, по сути, микрофинансовые организации. Их число тогда доходило до 3000, потом стало плавно сокращаться, но в последние несколько лет кривая резко пошла вниз. И если в прошлом году количество выведенных с рынка банков перевалило за сотню, то нетрудно предсказать, что через пять–шесть лет их может остаться совсем немного. Собственно, уже сейчас 50 крупнейших банков сконцентрировали до 90% активов банковской системы. И если судить объективно, то на рынке сегодня для трёх или четырёх сотен банков – просто нет места.

 

БДМ: Но ведь у нас никто и никогда не ставил цель – сократить количество кредитных организаций…

А неявно это всегда подразумевалось, в том числе и в 1990-е. Сейчас обозначилось движение в этом направлении – в виде разграничения банков на федеральные и региональные, с упрощённым регулированием. Пока, правда, слишком много вопросов, и главный: не приведёт ли это к несправедливым условиям и рыночной дискриминации? Однако и сам по себе массовый отзыв лицензий у небольших и средних банков вызывает нервозность на рынке и – упреждающий переток клиентов в те организации, которые принято считать устойчивыми. В результате возникает ситуация «самосбывающихся прогнозов» – когда опасения становятся реальностью и запускают процесс самовоспроизводства.

 

БДМ: Мне приходится общаться со многими банкирами, и это правда, что малым и средним живётся сейчас трудно. Но как-то совсем не верится, что их останется всего 150?

Вопрос – в сроках. Если нынешняя конъюнктура и политика сохранятся на 7–10 лет, то вполне возможно, мы и придём к этой цифре. Тренд к сжатию банковской системы связан со многими факторами, но ключевой, безусловно, – удастся ли в ближайшие месяцы или хотя бы год радикально перестроить систему надзора, регулирования и политики в целом.

 

БДМ: Вы считаете, что время менять политику уже созрело?

Гораздо важнее, что так считает регулятор – официально объявив, что система надзора будет перестраиваться. И главной причиной, полагаю, стало осознание того очевидного факта, что негативные последствия становятся всё более критичными.

 

БДМ: Но тогда и политика должна корректироваться. Между тем регулятор продолжает настаивать, что его политика, нацеленная на ограничение кредитования, останется неизменной как минимум на два, а то и на три года.

Логика осознания теснейшей взаимосвязи между политикой и её последствиями неумолима. С одной стороны, мы видим отсутствие интереса к инвестициям у большинства клиентов, спад спроса на кредиты и, соответственно, избыточное их предложение, которое в итоге остаётся нереализованным. Отсюда ухудшение условий для ведения банковской деятельности и как результат – её убыточность. Отсюда как бы сам собой вытекает вывод, что сжатие банковского сектора – неизбежная и вполне закономерная реакция рынка.

Но если предположить, что в какой-то момент, в силу тех или иных причин, у нас вдруг случится подъём, то мы объективно столкнёмся совсем с другой проблемой – у нас не окажется достаточно развитой банковской системы. Ведь нужны не только ресурсы, но ещё и капиллярная система, способная довести их до тех субъектов экономики, которые, собственно, только и могут эффективно использовать эти средства. Поэтому внутренние проблемы системы и в целом её перестройку нужно в обязательном порядке рассматривать ещё и с точки зрения места банковской системы в экономике и её главной миссии.

Мне кажется, что именно такого подхода к объявленной реорганизации надзора и регулирования сейчас и ожидает банковское сообщество. Никто не спорит: большинство банков вполне обоснованно были выведены с рынка. Но часть кредитных организаций утратили лицензию в силу сложившейся конъюнктуры и – при сочетании мер воздействия с определённой поддержкой – вполне могли бы сохранить своё место на рынке и со временем пополнить ряды устойчиво работающих банков. На практике, разумеется, грань между теми и другими очень тонкая, и, что ещё важнее, её трудно формализовать. Но при желании эта задача вполне поддаётся решению.

 

БДМ: И что же, на ваш взгляд, требуется в первую очередь, чтобы движение пошло именно в этом русле?

Думаю, что от слов о необходимости совместного обсуждения проблем и задач пора, наконец, переходить к реальному диалогу. В разных форматах, не сторонясь в том числе и самых простых. Скажем, действовал в своё время при Банке России Консультативный комитет по денежно-кредитной политике. Я, кстати, тоже в него входил, но уже как минимум два года мы ни разу не собирались. А значит, позиция банковского сообщества по этому кругу вопросов была не востребована и, соответственно, не учитывалась. И если мы просто восстановим эти механизмы взаимодействия и добавим к ним новые, порождённые сегодняшней реальностью, возникнет вполне работоспособная инфраструктура обратной связи. Останется только научиться слушать друг друга и главное – слышать. А результат очевиден: решения будут формироваться более точные, а издержки существенно снизятся.

 

БДМ: Хорошее и, что очень ценно, конструктивное завершение разговора. И всё же отпустить вас просто так не могу. Очень любят читатели БДМ прогнозы «от Алексеева». Тем более, год заканчивается и всем хочется заглянуть в макроэкономическое завтра – поделитесь, пожалуйста, своим видением.

Среднесрочные перспективы российской экономики несколько улучшились на фоне пересмотра прогнозов по цене на нефть. Но потенциал восстановительного роста ограничен ввиду устаревшей производственной базы и длительного периода недоинвестирования. Мы ожидаем, что по итогам 2016 года будет зафиксировано падение ВВП на 0,8%. Хотя снижение активности в IIIи IVкварталах может приостановиться с учётом низкой базы прошлого года, и не исключён даже небольшой прирост. В следующем году ВВП вырастет на 1,4%. При этом основной вклад в динамику внесёт потребление – отложенные населением «до лучших времён» покупки. Однако частично влияние этого фактора будет компенсировано восстановлением импорта.

С учётом прогнозируемой цены на нефть – рост до $60 за баррель к концу 2017 года – мы ожидаем укрепления рубля, но в умеренном диапазоне. Основной причиной, сдерживающей усиление российской валюты, будут бюджетные риски, а именно – зависимость дефицита от рублёвой стоимости нефти. В результате даже при цене в $60 за баррель мы не ожидаем, что курс доллара опустится ниже 60 рублей.

Инфляция продолжит замедляться на фоне слабого спроса в этом году и жёсткой денежно-кредитной политики в следующем. Сохранятся, однако, и риски для достижения таргетируемого ЦБ показателя по инфляции. Наш прогноз – 4,5% на конец 2017года, преимущественно за счёт неопределённости параметров бюджета и из-за рисков снижения урожая в сравнении с 2016 годом. При этом уровень ключевой ставки ЦБ в течение следующего года не опустится ниже 8%.

 

БДМ: Скупо, но всё равно спасибо.

 

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО