Национальный проект для глобального мира A− A= A+

Многолетний спор между сторонниками и противниками мобилизационного пути развития, похоже, разрешился сам собой. Силовой переворот на Украине, присоединение Крыма и последовавшие за этим санкции «цивилизованных» стран, гражданская война в братской стране и откровенная военная угроза уже против России — все эти события вместились в три месяца и сформировали новую реальность, в которой пространства для выбора, по существу, не остаётся. Не может страна со стагнирующей экономикой выжить в таких условиях.

Как и куда двигать нашу экономику сегодня? С таким вопросом мы обратились к академику РАН, директору Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Виктору ИВАНТЕРУ. А непосредственным поводом для разговора стал недавний доклад Владимира Якунина на Президиуме РАН, в котором он предложил новую концепцию развития в условиях глобального мира.^[1]

— Есть такая проблема — глобализация. Я замучил всех своих аспирантов: найдите разницу между глобализацией и американизацией. Пока убедительных различий не обнаружено, и можно, полагаю, утверждать, что мы имеем дело с настойчивым стремлением привести мир к некоему единообразию по американскому проекту. Увы, предложенная формула не сработала — ни в России, ни в Юго-Восточной Азии, да и в Европе тоже. Но я не стал бы в связи с этим так уж обрушиваться на американскую модель экономики. В ней немало позитивного и, прежде всего, прагматизм.

Я не думаю, что американцы ставят целью своей экономики максимизацию прибыли. На самом деле цель — максимизация благополучия американского населения. Причём в классическом экономическом понимании: обеспечение работой и достойной заработной платой. Всё остальное, включая социальную сферу, относится к категориям второго и третьего уровней. Поэтому демократы с республиканцами могут до хрипоты спорить по поводу того, каким именно должно быть в стране здравоохранение. А вот поддержание безработицы на оптимальном уровне — задача первоочередная, и никаких споров по этому поводу не возникает.

Второй кит — достойная оплата. А может, и первый, потому что эффективность американской экономики покоится на принципе высокой оплаты труда. Именно он побуждает использовать капитал с максимальной отдачей: высокая зарплата заставляет создавать условия, позволяющие её оправдать. На практике это значит постоянно повышать производительность труда. А не наоборот. Эта традиция идёт ещё от Генри Форда. И если бы американизация несла в себе это экономическое содержание, то нынешний глобальный мир был бы совсем другим.

Но в том-то и дело, что свою экономическую политику американцы оставляют исключительно для внутреннего потребления. А для внешнего — популистский американизм: кока-кола, джинсы, жвачка. Экономические категории перемешаны с политическими и составляют идеологию для внешнего мира, задача которой — оправдать однополярный мир.

БДМ: То есть лишить другие страны суверенитета, получить доступ к их ресурсам, по максимуму использовать выгоды дешёвого труда, а в конечном счёте — всё та же колонизация…

— Совершенно верно, просто в более мягком варианте. К этому я бы ещё добавил мессианство, которым буквально одержимы американцы. Неудивительно, что их глобализация вызывает всеобщее отторжение.

А вот Якунин предлагает совершенно иную концепцию глобализации. Её принципиальное и позитивное отличие от сегодняшней всеобщей и дурной (не побоюсь этого слова) американизации заключается в том, что изначально принимаются и учитываются интересы всех участников интеграции — как экономические, так и национальные, религиозные, культурные. В том числе, естественно, и интересы нашей страны. Предложенный в рамках концепции глобальный проект Трансевразийского пояса Razvitie в первую очередь направлен на развитие России. Но в одиночку его поднять трудно, поэтому мы приглашаем ближних и дальних соседей принять в нём участие — на взаимовыгодных партнёрских условиях. Такой подход вполне рационален и, без сомнения, будет востребован.

Есть, однако, момент, с которым я никак не могу согласиться: предлагаемая в докладе версия глобального развития противопоставляется экономическому росту. Но что такое валовой внутренний продукт? Это доход, а точнее рост эффективности, с одной стороны, и рост масштабов — с другой. И если с этих позиций рассматривать Трансевразийский пояс, то, на мой взгляд, идеи Якунина нисколько не противоречат экономическому росту. Более того, реализовать такой масштабный проект можно только на траектории экономического роста.

БДМ: Но вопрос, насколько я понимаю, и не ставится «или — или». Концепция исходит из того, что «развитие» более широкая категория, в том числе потому, что способна воспринять и учесть такие важные характеристики нашей жизни, как исторический опыт, особенности культурного кода, географию страны. И она не отменяет экономический рост. Просто ставит его в подчинённое положение по отношению к развитию.

— Это понятно. Есть вещи более важные и весомые, чем экономический рост. Например, безопасность страны или тот же недавний возврат Крыма в состав России. Глобальное значение этого события нельзя измерять арифметически — сводя к расходам, в которые нам это обойдётся. И я, безусловно, поддерживаю идею Якунина о необходимости исходить из более высоких категорий и ценностей. Но нельзя при этом принижать экономический рост до второстепенной категории. А подчинённость — хотите вы того или нет — это вторичность.

Я экономист и предпочитаю всегда оставаться в своём формате. Поэтому предлагаю для простоты подойти к ситуации от обратного: нет роста, падающая экономика — о каком развитии может идти речь? Да, экономический рост не заменяет развитие, так же как экономический успех не делает человека нравственным. Но как профессионал я не могу не утверждать, что если мы в конкретный сегодняшний момент не восстановим экономический рост, то развитие — в том смысле, как его понимает Якунин, — обеспечить не удастся. Прежде всего потому, что развитие требует двух вещей: инвестиционной активности и активности населения.

Приведу пример из недавнего прошлого. С 1975 по 1985 год в Советском Союзе не было падения доходов. Но не было и роста. В итоге ситуация в стране радикально изменилась: власть стали ненавидеть все. Чем всё закончилось, хорошо известно: вместо развития люди двинулись совсем в другую сторону.

Другое существенное обстоятельство состоит в том, что для сегодняшней России ежегодный рост ниже 2% означает падение. Потому что в течение 20 лет мы недостаточно занимались реальной поддержкой инфраструктуры. Грубо говоря, откладывали ремонт квартиры на потом, и теперь в ней всё стало сыпаться — и краны текут, и обои отваливаются. Хотел бы особо подчеркнуть, что 2% роста ВВП — это те долги, которые нельзя не отдавать. В отличие от денежного долга, который почти всегда можно реструктурировать.

Отсюда простой и, на мой взгляд, безальтернативный вывод: для успешного развития рост в стране должен быть существенно выше 2%. И всем необходимым для этого Россия располагает. В период до 2030 года, по нашим расчётам, экономика вполне может иметь среднегодовые темпы роста порядка 5–7%. Собственно, этот темп совпадает с форсированным вариантом прогноза, предложенного Министерством экономического развития в тот период, когда им руководил А. Белоусов.

БДМ: И на чём основывается ваш оптимизм и оптимизм правительства?

— На объективной реальности. В 2005–2008 годах, когда был взят курс на расширение внутреннего спроса, сделаны крупные инвестиции и накоплен потенциал экономического роста. Мы практически удвоили производство цемента и других строительных материалов, существенно реструктурирована автомобильная промышленность, обновились металлургия, машиностроение, перерабатывающие отрасли. Так что база для роста создана неплохая. При этом самые высокие темпы как раз и должны прийтись на нынешний период — с 2014 по 2020 год.

БДМ: Выходит, опять забыли про овраги? Почему сегодня наш рост увяз в десятых долях процента, а прогнозы не выбираются из границ статистической погрешности?

— С мировым «оврагом», в который попала и наша страна, мы, в общем-то, справились неплохо. Но пока выбирались, как-то «сама собой» продолжалась прежняя экономическая политика, которая в целом была вполне плодотворной.

Однако сейчас экономическую политику нужно менять. И не потому, что раньше она была дурная, а теперь будет хорошая. Политика 2000–2008 годов была результативной: она реально обеспечивала рост 7–8%.

Возьмём за точку отсчёта 1999 год. По паритету покупательной способности наш ВВП на душу населения составлял тогда 18% от американского, а сейчас — 43–45%. Люди это прекрасно видят, потому что жизнь сегодня — совсем другая. Но именно потому, что прежняя политика была результативной, мы пришли к необходимости её изменения.

Сейчас у нас совсем другая экономика. Сегодня ей по плечу совсем иные возможности и масштабы — потому, прежде всего, что и база, и весомость каждого процента существенно выросли. Кроме того, в России сейчас другое население — более богатое и имеющее более развитые потребности. Бедным населением управлять легко — накормил, одел, и все довольны. А вот для богатого населения этого уже мало – нужны другие методы и другие рыночные решения.

Что касается невозможности иметь в современной России высокие темпы роста, то опять напомню о 2000–2008 годах. Разве тогда были другие риски, другие условия, другой инвестиционный климат? Нет. И нефть была в районе $60 за баррель, тогда как сейчас сто с лишним. Но темпы всё равно были высокими.

Так что наши прогнозы, в которые заложены высокие темпы роста ВВП, — это никакая не фантазия. Высокие темпы роста в России по-прежнему возможны. Но для этого нам опять-таки нужна новая экономическая политика.

БДМ: Уговорили, давайте менять политику. Только объясните для начала: что для этого надо сделать, а главное — кто это будет делать?

— С главным как раз всё понятно: смена экономической политики в первую очередь зависит от читателей вашего журнала. Именно им предстоит сделать искомое «что» — резко активизировать инвестиционную активность, нацеленную на развитие внутренне ориентированной экономики.

И отечественный финансово-банковский сектор вполне готов к решению такой задачи. Система расчётов у нас на абсолютно современном уровне. Проблема — в кредитовании, а точнее — в высоких процентных ставках. При этом эффективные отрасли — а это прежде всего сырьевики — по этому поводу особо не переживают: у них есть возможность привлечь дешёвые деньги из-за рубежа или от крупных отечественных структур. А тем, кто действительно нуждается и способен сегодня быстро расти (переработка, машиностроение), кредит сегодня недоступен. Причина понятна. Если банк за депозиты вынужден платить 8–10%, то и ставка по кредитам у него выкатывается за 15%. Поэтому решить проблему можно только одним способом — предоставить банкам ресурсы по разумной цене.

БДМ: Иными словами, мы в который уже раз возвращаемся к главному «спасателю» — кредитору последней инстанции. Но в законе о Центральном банке нигде не сказано о его ответственности за экономику…

— Да, формально Банк России отвечает за денежное обращение и устойчивость банковской системы, а за экономику не отвечает. Но мне кажется, что это лукавство. Разве можно иметь низкую инфляцию и устойчивое денежное обращение в условиях падающей экономики? И совсем не обязательно вводить в закон дополнительную сферу ответственности — она логически вытекает из тех сфер, которые уже прописаны. А иначе у нас так и будут случаться то одна девальвация, то другая… И всё это — в рамках объективной реакции на то, что происходит в экономике.

Суть в данном случае не в словах, пусть даже и прописанных в законе, а в том деле, которое предстоит. Корпоративное кредитование у нас опирается на ликвидные залоги, главное достоинство которых в том, что их можно продать. Но как только я перехожу к проектному финансированию, к тому же, скажем, «Северному потоку», так сразу возникает проблема финансирования незавершённого строительства: нельзя продать трубу, доведя её лишь до середины моря. А значит финансировать такого рода проекты можно только в том случае, если располагаешь людьми, которые способны отличить яму от котлована. И не только в банке. Должны возникнуть независимые проектно-консалтинговые структуры, способные оценить как затраты на предлагаемый проект, так и ход его исполнения, а в конечном счёте — помочь банкам ввести возникающие риски в разумное русло.

Понимаю, насколько это непросто. И всё же не согласен с популярной сегодня версией: банки, дескать, должны впрок подготовить технологии, обкатать их на реальных проектах, и только потом можно включать механизм рефинансирования. Это ещё одно лукавство. Банковская система технологически готова к кредитованию реального сектора. Её уровень бизнес-профессионализма существенно выше, чем в среднем по экономике. Нужны деньги. Как только задачи будут сформулированы и подкреплены ресурсами, банки включатся в эту работу и дожмут все шероховатости.

БДМ: Ну, вот слово и сказано. И где же тот благодатный источник, к которому следует припасть?

— Да всё там же, под лавкой. У нас избыточные золотовалютные резервы. В последнее время мы стали их хотя бы тасовать, и теперь уже не США, а Франция лидирует среди тех, кто нашими деньгами пользуется почти задаром. Между тем существуют расчёты (и не только наши, но и зарубежных специалистов), из которых следует, что без ущерба для задач, под которые создаются государственные резервы, можно высвободить $300 миллиардов.

В 30-е годы прошлого века наша страна не располагала и малой толикой такого богатства, поэтому индустриализацию пришлось проводить за счёт крестьян, подчистую выгребая у них хлеб. Сегодня у нас есть реальная возможность провести реиндустриализацию отечественной экономики, не трогая доходы населения. Речь при этом вовсе не идёт о том, чтобы просто раздать деньги. Государство даёт их в долг на определённый срок и под определённый процент. А банки естественным образом становятся инструментом, который управляет эффективным их использованием.

Если исходить из этих реалий, то можно сделать два вывода. Первый: Владимир Якунин абсолютно правильно поставил задачу перспективного развития, исходящую из национальных интересов России. Она логично вписывается в сегодняшний глобальный мир и, более того, отвечает на те новые запросы, которые возникли в результате мирового кризиса.

Нельзя, однако, подходить к Трансевразийскому поясу развития с фискальных позиций и воспринимать его как коммерческий проект. Это направление экономической политики. Разве задумывался император о коммерческом эффекте, принимая решение о строительстве Транссибирской магистрали? Нет, конечно. Магистраль для него была прежде всего скрепом России, соединяющим её огромные просторы. А оказалось, что это вдобавок ещё и весьма эффективный коммерческий проект. Что вполне закономерно — с точки зрения экономики, в том числе и глобальной.

Второй вывод заключается в том, что успешно войти в этот глобальный мир мы можем только на основе существенного экономического роста. И страна располагает всеми необходимыми для этого возможностями. Включая преимущество, которого у нас не было в начале прошлого века. Наша банковская система — мощный и технологически подготовленный рычаг, с помощью которого страна может сейчас действительно встать на путь долговременного и целенаправленного развития.

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО

PS. Это интервью было уже подготовлено к печати, когда состоялся Международный экономический форум в Санкт-Петербурге. Выступая на нём, президент Владимир ПУТИН назвал конкретную величину ставки, под которую реальный сектор должен получать кредиты: уровень инфляции плюс 1%. Кроме того, президент заявил о необходимости запуска механизмов проектного финансирования с целью активизации инвестиционной деятельности в стране. Решить эту задачу, не обеспечив банковскую систему дешёвыми и долгосрочными ресурсами, невозможно. А значит, руководство страны правильно оценивает состояние в экономике, и нашему банковскому сектору уже сегодня следует готовиться к исполнению той ответственной роли, которая вскоре на него будет возложена. Это радует.

------------------------------------------------------------------------------

Но в том-то и дело, что свою экономическую политику американцы оставляют исключительно для внутреннего потребления. А для внешнего — популистский американизм: кока-кола, джинсы, жвачка

Принципиальное отличие концепции Якунина от всеобщей и дурной (не побоюсь этого слова) американизации заключается в том, что изначально учитываются интересы всех участников интеграции

Да, экономический рост не заменяет развитие, так же как экономический успех не делает человека нравственным. Но если мы не восстановим экономический рост, то и развитие обеспечить не удастся