Сместить акцент A− A= A+
В конце года традиционно публикуются прогнозы, официальные и экспертные, развития экономики. На этот раз все они довольно безрадостны: на ближайшие два–три года предсказывают либо рецессию, либо весьма скромный рост, не выше 2%. При этом в мотивационной части фигурируют всего два фактора: санкции–нефть, нефть–санкции. Что, у нас действительно нет никакой внутренней опоры, никаких внутренних предпосылок для роста?
Оценить силу внешнего воздействия и потенциал внутренних ресурсов российской экономики мы попросили заведующего кафедрой «Финансы, денежное обращение и кредит» Российской академии народного хозяйства и госслужбы при Президенте РФ профессора Александра ХАНДРУЕВА.
Нашу ситуацию, безусловно, нужно соотносить с макроэкономическим фоном, поскольку Россия действительно глубоко интегрирована в мировое хозяйство. У нас нет ограничений по счёту текущих и капитальных операций. Структура экспорта очень сильно завязана на динамику мировых цен на сырьё, и больше 60% доходной части бюджета — поступления экспортной выручки от сырьевых товаров.
А макроэкономический фон представлен сейчас сложной ситуацией в еврозоне, неровным характером восстановления экономики США, тенденцией к замедлению роста стран с формирующимися рынками — кроме России, тормозят и Индия, и Китай.
Совершенно бесспорно, что внешние факторы играют в развитии российской экономики существенную роль, и они сейчас не в нашу пользу. Наряду с этим действуют внутренние факторы, которые привели нас к положению, близкому к стагнации и даже рецессии.
БДМ: Называют целый букет таких факторов. Какие выделите вы?
Моя точка зрения: главная проблема России заключается в острейшем дефиците инвестиций. За десятилетия существования новой России мы так и не вышли на уровень инвестиций в основной капитал, который был в Советском Союзе. Более того, стремление замкнуть существующие инвестиции на программы крупных корпораций — прежде всего естественных монополий — фактически ведёт к перераспределению инвестиционных фондов в пользу узкого круга компаний.
А хуже всего то, что в России никогда в чести не было предпринимательство. И особенное пренебрежение — к малому бизнесу. Только в последние годы мы начали развивать институты, которые поддерживают малый и средний бизнес: МСП Банк, наконец-то создано Агентство кредитных гарантий…
У нас сама идеология создания банков развития отличается от зарекомендовавших себя мировых практик. Наш Банк развития — ВЭБ — с самого начала был ориентирован на содействие в реализации крупных программ. Тогда как, например, у KfW в Германии, у банков развития Канады, Бразилии и других стран главная задача — поддержка малого и семейного бизнеса. Главная! Они, безусловно, кредитуют крупные проекты, но основная установка — содействие малым предприятиям.
В головах руководителей нашей страны очень глубоко засела мысль, что самое большее, на что способен малый бизнес, — это печь пироги. Глубочайшая ошибка! Возможно, в каких-то стратегических отраслях вроде атомной энергетики, аэрокосмической сферы участие государства действительно оправдано. Но и это тоже не факт. Вспомним, что во времена нефтяной лихорадки в США нефтяные вышки ставили именно частные предприниматели, тот же Рокфеллер. В тех же Штатах запускают частные космические корабли.
Адам Смит в своём гениальном труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» доказывал, что всё, что происходит положительного, в конечном счёте связано с частной инициативой. Главная задача государства — создавать институты и законодательную среду, которые содействуют поддержке и конкуренции в сфере частного предпринимательства. Когда же государство берёт на себя всё больше функций предпринимателя, то оно не только деловую инициативу «отодвигает», но и закрепляет иждивенческие настроения, создаёт питательную почву для коррупции. Патерналистские модели неизбежно ведут, в конечном счёте, к снижению эффективности экономики.
БДМ: Наше государство тоже декларирует намерение выйти из акционеров ряда компаний. Другое дело, что на эти доли не могут найти покупателей. Плюс наши власти «научно» обосновывают своё участие в капитале крупнейших компаний: мол, это крупнейшие налогоплательщики, не стоит экспериментировать с «курицами, несущими золотые яйца».
Ну а сколько эти корпорации забирают на себя? Как показывает практика, когда деньги «государевы», никто их особо не считает. А вот в частной компании корпоративное управление поставлено совершенно по-другому. И частные компании более прозрачны. Для меня, например, не стало новостью, что по оценке неправительственной организации Transparency International Сбербанк по уровню прозрачности занял пятое место с конца.
Вместе с ростом масштабов действительно возникают положительные эффекты, но до известной степени. Затем, рано или поздно, наступает ослабление эффективности. То есть укрупнение в конечном счёте бьёт на снижение эффективности. А частная инициатива у нас практически никак не поддерживается. Предприниматели, особенно мелкие, по существу являются изгоями: они всё время работают с осознанием, что в любой момент правила игры могут поменять. И так оно и происходит. Достаточно вспомнить двухлетней давности налоговый манёвр Минфина, спровоцировавший массовый исход малых и средних предпринимателей. Во всяком случае, из правового поля.
У нас историческое болезненное пристрастие к гигантомании и централизации. Оно оправдано в период войн, разрухи, восстановления хозяйства. Если хочется перманентно иметь восстановление народного хозяйства — ну, значит, так держать.
Поэтому главными у нас я считаю две проблемы. Это, безусловно, дефицит инвестиций и отсутствие действенных стимулов: и финансовых, и морально-этических — для развития малого предпринимательства. Понятно, в ситуации ожидания того, что в любой момент могут всё отнять (и это не такая уж фантастическая перспектива), желающих инвестировать немного. У людей нет доверия к государству.
БДМ: Но вот сейчас взят курс на импортозамещение. Предполагается, что это способно придать нашей экономике серьёзное ускорение. И теоретически на этом поприще есть где развернуться малому и среднему бизнесу.
Можно, конечно, написать очередную программу… Можно написать даже дюжину программ. Но что мы уже видим на практике? Бизнес импортёров, что занимались поставками того же продовольствия, попросту перечеркнули. А это ведь были многолетние связи, выстроенные логистические цепочки. Об этих предпринимателях кто-нибудь подумал?
БДМ: Да, «щепки» уже полетели. Но в принципе импортозамещение как идея — жизнеспособно?
Единожды эта идея уже сработала. В период после кризиса 1998 года импортозамещение пошло очень быстро и эффективно. У нас в 2000 году темпы роста ВВП составили 10,2%. Девальвация рубля сработала очень хорошо в качестве стимула экономического роста.
В чём проблема развития импортозамещения сейчас? Тогда, 15 лет назад, у нас было очень много резервных мощностей, оставшихся от Советского Союза. Да, они были морально устаревшими, но физически ещё не были изношены. Сейчас такого задела нет, мощности загружены под завязку. Выбывавшие мощности в последние годы не замещались: посмотрите, сколько в Москве бывших предприятий, переделанных под офисные центры. Никто не говорит о том, что на территории мегаполиса должны дымить трубы. Но экологически чистые производства на основе высоких технологий — где они? Кто в это вкладывал средства?
Далее — это, конечно же, проблема квалифицированных кадров. Системы их подготовки больше нет, она была разрушена. Попробуйте сейчас найти сварщика хорошего! Людей, которые собираются где-нибудь в гаражах, а потом из этого получается Microsoft, очень мало. Есть такие ребята, но и они не могут без инвестиций, без поддержки.
Безусловно, даже в условиях нехватки резервных мощностей и необученности рабочей силы, если есть желание вкладывать в деньги — это самое главное — то можно создать новое производство, обучить. Но у малого и среднего бизнеса нет желания вкладывать деньги в развитие, потому что — могут отнять. То, о чём я уже говорил.
К сожалению, акцент делается всё больше в пользу государственных и квазигосударственных предприятий, на усилении административного регулирования. А это будет ухудшать инвестиционный климат. И Россия будет всё больше и больше двигаться к долговременной стагнации в экономике. Если мы не поменяем круто ориентацию. Я не против крупных компаний, корпораций, но экономика всегда растёт, как и дерево, — от корней.
БДМ: Выходит, девальвация была «даром», впустую?
Девальвация 1998-го была продуктом ошибочно выбранной модели валютного курса — фиксированного курса. У нас не было золотовалютных резервов, рубль тогда уже казался переоценённым. К тому же начали заключать форвардные контракты с иностранцами. И пошло… Девальвация была абсолютно неизбежна.
Сейчас фатальной ошибки в выборе режима не было. Но были допущены тактические ошибки. В 2009 году тактика «ползучей» девальвации вкупе с валютными интервенциями и объявлением диапазона валютного коридора сработала. Но сейчас такой «гласности» нельзя было допускать. Все знали, что ЦБ обязан проводить интервенции, когда целевой диапазон достигает критических значений. Как раз этого и ожидали участники рынка, которым нужны были доллары. А избыточная ликвидность была не у всех банков, а у тех, кто активно пользуется системой рефинансирования.
Валютный рынок в России — и биржевой и внебиржевой — высококонцентрированный. На долю банков Топ-10 приходится примерно 45% всего объёма, на долю первых пяти — 35%, а на срочном рынке — 80%. Поэтому Банк России хорошо знает, кто поработал на снижение курса рубля. И по чьим заказам, какие клиентские деньги заходили, они знают. Похоже, власти сначала осознанно дали немножко поиграть — ради поддержки экспортёров и доходов бюджета. Но когда начинается игра, надо понимать, что можно заиграться, особенно тогда, когда пользуются инсайдерской информацией.
Между тем за манипулирование рынком с использованием инсайдерской информации у нас не было ни одного штрафа, ни одного уголовного дела не заведено. В США за такое сажают. В Европе за такие игры серьёзно наказывают. Так, в 2008 году выяснилось, что 16 крупнейших банков манипулировали ставкой LIBOR, искусственно её занижали, чтобы уменьшить риски и иметь возможность недоформировывать резервы. Состоялось очень серьёзное расследование. В результате швейцарские банки заплатили штраф в миллиард франков, Дойче Банк, «Сосьете Женераль» заплатили огромные штрафы. Барклайс Банк заплатил 400 миллионов фунтов, а его президент ушёл в отставку.
У нас даже президент страны признал: спекулянты опустили рубль. А дальше что? Пароли? Явки? Фамилии? Никто из игроков не пострадал.
БДМ: Отвлечёмся от спекулятивной составляющей девальвации. Специалисты признают, что рубль сильно недооценён. Из этого что-то следует?
Индийская рупия ещё больше недооценена. Юань чуть в меньшей степени, но тоже недооценён. Все валюты развивающихся стран недооценены. По существу, это компенсация за недостаточную конкурентоспособность, а все валюты развитых стран переоценены по отношению к ППС. Это нормально.
Можно сколько угодно выводить формулы, подсчитывать недооценённость хоть рупии, хоть рубля. Курс определяется ёмкостью рынка, спросом и предложением: то, что выгодно импортёрам товаров, невыгодно экспортёрам, и наоборот. Это очень тонкий баланс. У нас на валютном рынке погоду делают в основном экспортёры. И это поощряется, в том числе в интересах бюджета. Уравновешивающей силы — при высокой концентрации рынка — нет.
БДМ: А в плане долгосрочного укрепления рубля насколько серьёзную роль может сыграть реализация намерений России и Китая заключать контракты (там речь о многомиллиардных суммах) в рублях и юанях?
Мир идёт к пересмотру архитектуры мировой валютной системы, это факт. В том, что доллар уйдёт рано или поздно или потеснится, я не сомневаюсь. Какая в итоге сложится конфигурация, неизвестно, но движение есть. Для меня совершенно очевидно, что эти изменения будут иметь органический характер. Уже в 2015 году в МВФ состоится пересмотр квот в голосовании. Пакет стран БРИКС сейчас составляет 14,5%, и у них есть шанс уже в 2015 году приобрести блок-пакет. А в МВФ изменение квот — это изменение подходов в принятии решений и в проводимой политике.
Обычаи делового оборота в течение длительного времени складывались таким образом, что основной валютой международных расчётов и платежей был американский доллар. И эти обычаи имеют огромную инерционную силу.
Вот когда эта практика делового оборота покажет, что рассчитываться в рублях и юанях дешевле, чем в долларах, тогда и будут рассчитываться в рублях и юанях. Сейчас же слишком сильны риски девальвации, которые нужно уметь хеджировать, высоки транзакционные издержки. Вот заключили контракт: рубль стоил 35 за доллар, а стал 48. Как это компенсировать? А что будет с юанем через три–пять лет, притом что идёт тенденция торможения роста Китая?
Яркий пример. После распада Советского Союза был создан Межгосударственный банк, который, правда, непонятно чем занимается. Но на бумаге существует. Сколько я помню, всегда ставился вопрос о переходе к расчётам между бывшими республиками в национальной валюте. И никто не переходит. Сейчас, правда, Казахстан 10% резервов держит в рублях. Но мы-то в тенге не держим. И как расчёты производить?
Мир так устроен, что если риски и транзакционные издержки ниже, то предпочтение будет отдаваться при проведении международных платежей именно этой валюте расчёта.
БДМ: Весной прозвучало экспертное предложение: перевести нефтяные расчёты в рубли. И уже удобно–неудобно покупателям — не важно. Здесь мы хозяева ситуации, можем диктовать условия. Насколько это перспективно?
Это будет означать, что покупатели российской нефти или газа должны будут иметь рубли.
БДМ: Пусть покупают у нас.
В силу этого спрос на рубли резко увеличится, рубль начнёт укрепляться. А в этом не заинтересованы наши экспортёры нефти и газа — они не будут получать высокую экспортную премию.
БДМ: Как-нибудь переживут…
Интересы экспортёров — это один аспект.
Второй — то, о чём мы только что говорили. Покупатели возьмут калькуляторы и посчитают стоимость издержек — транзакционных, хеджирования. И тут выяснится, что при поставках нефти из района Персидского залива заморочек гораздо меньше, что с учётом всех расходов стоимость американского сланцевого газа всего на 10% дороже. 10% — нормальная плата за низкий валютный риск. Никакой политики. Простой расчёт.
БДМ: То есть потенциал идеи укрепить рубль, не меняя прочих вводных, невысок. Но вот по прогнозам некоторых экспертов, со второй половины 2015 года возможна стабилизация российской экономики. Вы видите предпосылки к этому?
Мы вошли в зону, которая в советские времена называлась застоем: стагнирующее состояние экономики. Возможен слабый рост, возможен небольшой спад — плюс-минус 1,5–2%. Пляски вокруг близких к нулевой отметке значений.
Принципиальные изменения вектора развития могу произойти в силу двух факторов. Первый — реальное продвижение по урегулированию геополитического конфликта. Все его участники дошли до черты, после которой могут начаться непредсказуемые по последствиям события.
Второй — изменение, пересмотр, ревизия принципиальных подходов к экономике. Мы сейчас живём в условиях мобилизационной экономики. Это, с одной стороны, ограничения по привлечению финансовых ресурсов, ограничения в развитии экспортного потенциала. А с другой — это даёт исторический шанс трансформировать модель, что исторически привела нас к положению, близкому к стагнации-рецессии: это глубокие структурные реформы, смена идеологии ведения бизнеса. Акцент надо перенести на качественное улучшение конкурентной среды и поощрение предприимчивости.
Беседовала Марина ТАЛЬСКАЯ