Вера Кононова: «Минимизируя долги, мы отказываемся от развития» A− A= A+

Так ли на самом деле страшен дефицит бюджета страны и растущий уровень госдолга, а также почему власти не хотят тратить «копилку» Фонда национального благосостояния, порталу Finversia.ru рассказала Вера Кононова, заместитель начальника отдела аналитических исследований Института комплексных стратегических исследований (ИКСИ).

– Вера, интервью мы записываем 16 сентября. Почему важно обратить внимание на эту дату – сегодня правительство рассматривает проект бюджета страны на ближайшие три года. Уже понятно, что – о, ужас! – он будет дефицитным. Минфин не так давно обнародовал прогнозы, что только в этом году дефицит составит 4%. Это страшно?

– Это не страшно и не плохо, это ожидаемо. Если мы хотим идти к восстановлению экономики, то нам и нужен дефицит. Ведь что такое профицит бюджета, с точки зрения развития экономики? Это превышение доходов над расходами. То есть из экономики изъяли больше средств, чем в неё вернули. Поэтому не стоит радоваться тому, что у нас годами существовал профицит бюджета.

При этом, как вы понимаете, и доходы, и расходы можно адаптировать под текущую ситуацию: в руках правительства и Минфина есть очень много рычагов для этого. И очень хорошо, что, невзирая на эти рычаги, бюджет планируется дефицитным. Именно он нам сейчас и требуется. Самое время вкладывать в экономику те средства, которые годами изымались из неё.

– Но одновременно серьезно наращивается уровень госдолга, за счет которого планируется частично покрывать дефицит. По итогам этого года, опять же по оценкам Минфина, он достигнет 19% ВВП, при том, что пару лет назад он составлял около 13% ВВП. Как вы оцениваете эти показатели?

– Это очень скромные показатели на фоне других стран. У ряда ведущих стран показатель госдолга превышает их ВВП. А мы смотрим на 20% и пугаемся этого. К сожалению, наша проблема в том, что бюджетная политика страны очень стереотипна. Эти стереотипы сложились давно, на сложном этапе становления экономики, пришедшемся на 90-е годы. Тогда, действительно, существовала огромная проблема с наращиванием госдолга (в основном, внешнего, поскольку внутренний рынок был неразвит). Была пресловутая «пирамида» ГКО, когда выпускались всё новые и новые займы, чтобы покрыть дефицит бюджета, что, в итоге, привело к дефолту.

С тех пор, как мне кажется, в сознании многих из тех, кто ответственен за бюджетную политику осталось понимание того, что это несет в себе большие риски. Сейчас говорить о том, что надо жить по средствам, жить без долгов нормально звучит, наверное, только применительно к семье, к домашнему хозяйству. Если так будет рассуждать хоть какой-нибудь значимый бизнес, это будет означать лишь то, что он теряет возможности для развития. Пока он «живет по средствам», копит деньги, в надежде, что потратит их на что-то полезное в будущем, другие сделают это уже сегодня. Минимизируя долги, мы отказываемся от развития, в каком-то смысле от лучшего будущего.

– При этом Минфин, комментируя свои планы по заимствованиям, постоянно упоминает, что это необходимо для покрытия дефицита бюджета, а не для наращивания долга или расходов. Почему нельзя объяснить это необходимостью развития экономики?

– Здесь рассуждения финансовых властей понять можно. Когда они говорят о дефиците, они как раз и имеют в виду, что будут финансировать все запланированные расходы. В том числе и расходы на развитие экономики. Но беда в том, что эти расходы на развитие у нас всегда «в черном теле», их финансирование идет с трудом.

В приоритете у нас оборонные и социальные расходы; в структуре последних сегодня особо выделяется задравоохранение. Это касается не только федерального бюджета, но и всей бюджетной системы. А вот что касается расходов по разделу «Национальная экономика», где сосредоточено всё, что касается инфраструктурных и инвестиционных проектов, то они традиционно имеют самый низкий показатель исполнения. По итогам года часть этих расходов не финансируется вообще, средства остаются неиспользованными.

– Странно это слышать. Как я для себя понимаю, развитие экономики приводит к повышению уровня благосостояния граждан, следовательно, это взаимосвязанные вещи.

– Знаете, в среде аналитиков, критикующих Минфин, часто в этот момент звучат слова «бухгалтерский подход». Дело в том, что социальные расходы – это то, что нужно сейчас, что критически важно для социальной стабильности в обществе. А расходы на развитие не приводят к немедленному результату. На них сейчас сэкономили, свели концы с концами, а что там случится через несколько лет, так это еще дожить надо.

– Мыслят тактически, а не стратегически…

– Да.

– Любопытно, ведь у президента за это время неоднократно менялись советники по экономике. Все они были с «бухгалтерским мышлением»?

– Советники-то нет. А вот у исполнителей – финансового блока – этот подход до сих пор преобладает.

– Вы сказали, что социальные расходы в приоритете. Именно поэтому Минфин, впервые с 2017 года, «залез» в Фонд национального благосостояния, распечатав кубышку? Дела настолько плохи?

– Несмотря на то, что сумма изъятия была небольшой, это прецедент. Но я бы не говорила о том, что дела плохи: просто Минфин использует все доступные ему инструменты. Перед ним стоит задача финансирования всех запланированных расходов, соответственно ему необходимо покрывать дефицит бюджета, который планируется на уровне более 4 трлн рублей к концу года. По состоянию на август он превышал 1,6 трлн рублей. А что доступно Минфину? Различные займы и использование средств ФНБ.

Собственно, их использовали и до этого: были валютные резервы, которые надлежало перечислять в ФНБ, но их задействовали для покрытия дефицита. Поэтому прецедент лишь в том, что произошло прямое изъятие средств, но по факту оно уже состоялось ранее.

Важно понимать разницу между доступными Минфину механизмами. Когда он занимает средства на рынке, он берет их в долг. Когда используются средства ФНБ, то ЦБ, по сути, совершает обменную операцию. То есть на выходе мы получаем рублевую эмиссию, от которой, вроде бы, принято в ужасе шарахаться, но с этой реальностью мы живем уже немало лет.

Хуже другое. Ведь когда Стабилизационный фонд в свое время разделили на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, то первый как раз и использовался для покрытия дефицита бюджета, а вот ФНБ, помимо социальной направленности, подразумевал и участие в различных проектах. Его средства должны были выделяться на возвратной основе на их реализацию. Но за все эти годы на данные цели использовалась лишь небольшая часть средств ФНБ.

Сколько в России существуют эти фонды, столько идет борьба двух подходов: копить или вкладывать. Пока побеждает слово «копить».

– Да. И, несмотря на то, что Минфин изъял часть средств из ФНБ, предполагается, что фонд уже через год опять будет пополняться, а не тратиться. Стратегия «копить» в действии. При том, что только ликвидная часть фонда составляет около 120 млрд долларов США. Не очень понятная запасливость. До какого предела будут его наполнять?

– Да, в целом ФНБ сегодня составляет порядка 179 млрд долларов. Но в логике финансовых властей распечатывать его нужно только на цели покрытия дефицита бюджета или по спецуказаниям. Хотя есть и условие, что при превышении объема фонда отметки в 7% ВВП надо начинать куда-то вкладывать его средства. В частности, в прошлом году обсуждались возможности вложения в зарубежные активы. Но ведь нашей экономике надо не просто что-то заработать на зарубежных вложениях. С нашим износом основных фондов, с нашими проблемами с инфраструктурой хотелось бы видеть вложения внутри страны.

Но здесь включается еще один серьезный стереотип: мы, не дай Бог, не можем допустить ускорения инфляции. Это еще одна застарелая беда, идущая из 90-х годов. Но все зависит от того, в каком направлении средства будут вкладываться. Если они пойдут на расширение производственных возможностей – предложения, а не спроса, то ничего с инфляцией не произойдет. Здесь начинается рост экономики именно с точки зрения производства, что является естественным ограничителем роста цен.

– ФНБ – это определенная «подушка безопасности». Но ведь более широкое использование его средств помогло бы избежать некоторых непопулярных мер, которые уже приняты или находятся в процессе принятия. Я имею в виду, например, появление «налога на депозиты», введение прогрессивной шкалы НДФЛ, обсуждаемое повышение акцизов на сигареты и так далее. В конце концов, не пришлось бы так активно наращивать внутренние заимствования.

– Про налоги тема отдельная, а что касается заимствований, то я бы не сказала, что Минфин так уж активно их наращивает: как мы выяснили, у нас не такой уж большой объем госдолга. Так что вопрос о том, что лучше – забраться в «копилку», израсходовав её в первую очередь или же занимать деньги, упирается в экономический эффект, в стоимость того или иного решения. Ведь средства ФНБ приносят пусть небольшой, но доход, поскольку размещены, в том числе на депозитах.

– «Разбить» эту копилку нас не заставила даже пандемия коронавируса. Что же должно произойти, какой астероид должен прилететь, чтобы настал тот самый «час Х»?

– Мне сложно понять эту накопительскую логику, но её суть в том, что накопления – безусловная ценность. Поэтому и законодательство оставило очень мало возможностей для использования средств ФНБ. Если говорить о социальной направленности, то единственные траты сейчас происходят по программе софинансирования пенсий. Но участников там немного, суммы тоже небольшие.

Проблема еще и в том, что постулат о самоценности накоплений как таковых, постоянно получает подпитку: жизнь подбрасывает аргументы в поддержку этой позиции. Например, происходит кризис, и финансовые власти тут же заявляют: «Вот видите!». Кому-то может казаться, что эта копилка нас спасает в ситуации с дефицитом бюджета, однако если бы эти средства работали на развитие бизнеса, то и ситуация с дефицитом была бы куда менее острой – ведь налоговая база была бы значительно больше.