Бюрократизм как инструмент саботажа A− A= A+

После того, как депутаты успешно завершили очередную сессию, отрапортовав о принятии очередной порции законов, меня обуяло любопытство. Смотрите, сколько уж лет у нас работает Госдума (не считая предшествовавшего ей Верховного Совета), и каждый год из её недр выходят всё новые и новые законы. Их на самом деле столько надо? И вообще — сколько их, федеральных и местных законов?

Не то, чтобы я собираюсь делать какие-то выводы, скорее предлагаю информацию к размышлению. Благо, информация эта, спасибо интернету, доступна нынче любому законопослушному гражданину. Подчёркиваю — законопослушному, то есть такому, кто искренне хочет жить и работать в соответствии с законом.

Итак, для начала погуглим, сколько, собственно, у нас законов. Местные брать не станем, и вы скоро поймёте, почему. И срок давайте ограничим, скажем, пятью созывами: с 1996-го по 2016 год. Так вот, с 1996-го по 1999 год в Думу было внесено 4034 законопроекта, принято в итоге 1045. В 2000-2003 годах соответственно 4323 и 781, с 2004-го по 2007-й — 4808 и 1087, с 2008-го по 2011-й — 4390 и 1608. И, наконец, в предпоследнем, пятом созыве 2012-2016 годов депутатская активность зашкалила: внесено 6012 законопроектов, рассмотрено 4107 и принято 1817. По нынешнему созыву итоговых цифр, разумеется, пока нет, но нам и этих достаточно. Посчитаем в столбик, получается 6438 принятых законов. И это, не считая тех, что до и после… Число же рассмотренных законопроектов и вовсе ошеломляет — 13649. И «вишенка на торте»: количество законопроектов, внесённых за эти годы в Думу. Таковых — 23567! Ну, в общем, понятно, почему к этой части работы народных избранников прилепилось обидное прозвище «бешеный принтер».

Справедливости ради надо сказать, что не всё это — отдельные законы как таковые. Есть поправки, изменения, дополнения, и все они в статусе законопроектов. Но в любом случае даже такие «мелочи» требуют внимательного прочтения и заинтересованного обсуждения, чего достичь при подобной законотворческой активности практически невозможно. Не говоря уже о том, что многие документы требуют специальных знаний, коими в каждом конкретном случае обладают считанные депутаты. Получается, что законопроект толком рассматривается лишь в профильном комитете, а остальные одобряют его по принципу «принимаем на веру».

Тут-то и возникает несколько наивных вопросов.

Например, есть ли острая необходимость во внесении на рассмотрение парламента такого количества законопроектов? Может, у депутатов KPI зависит от того, насколько часто и много они «законотворят»? Читают ли те, кто голосует, рассматриваемые документы? И понимают ли их суть? Родился ли на свет человек, способный прочесть и понять всю эту кучу законов? И как ориентироваться в этом бескрайнем юридическом море тому самому законопослушному гражданину?

Вопросы, возможно, и наивные, но уж точно не праздные. Не станем брать все на свете законы и, тем более, инструкции, положения, письма, телеграммы и прочее (этого не выдержит даже самая здоровая психика), ограничимся лишь тем, что так или иначе относится к экономике. Тут вот совсем недавно показали встречу Владимира Путина в Адыгее с представителями общественности. И весёлый бородатый парень с грустными глазами рассказал о том, как, чтобы добиться разрешения на строительство фермы, он должен был изучать миграцию зелёных муравьёв, считать лягушек и измерять коровье мычание в децибелах. Стоило ему это разрешение двух лет жизни и двух миллионов рублей. И это ещё не предел идиотизма «разрешительной практики».

Помнится, затевая экономические реформы, приняли было дивную формулу: «разрешено всё, что не запрещено» (вроде как в Америке). По правде говоря, и в ту пору она была всё же больше пропагандистским лукавством, нежели непреложным правилом. Ну, а дальше перешли к противоположной, разрешительной практике, принцип которой звучит так: «запрещено всё, что прямо не разрешено». Почувствуйте разницу. Вот уж где открылось бескрайнее поле для законотворцев и регуляторов! Это ж, подумайте: на каждый чих надо разработать инструкцию, а лучше целый закон. И совсем хорошо, если бумага будет написана так, чтобы можно было взглянуть на факт «с одной стороны» и «с другой стороны». А потом, в зависимости от настроения проверяющего, толковать этот факт в пользу предпринимателя или против него. Ага, вы правильно поняли — коррупционная составляющая заложена часто уже в самом документе, а дальше особо талантливый чиновник всегда сумеет повернуть дело должным образом, к собственной выгоде или уж, по крайней мере, к личному спокойствию. Ведь если ты что-то разрешил, значит взял на себя ответственность. А не дал разрешения — с тебя и спросить нечего…

В этой вязкой бюрократической тине вязнут и тонут многие благие начинания. Скажем, многие (и я в том числе) удивляются тому, что реализация национальных проектов, за редким исключением, пробуксовывает. Так нечему удивляться — весь уходящий год думский принтер плодил всякие изменения и дополнения в законы, которые нужно подложить под нацпроекты, без них никак, ибо речь идёт о государственных деньгах. Правда, как показывает многолетняя практика новой России, никакие законы не в силах помешать активному и творческому распилу этих средств. Другое дело, конкретная реализация — с этим труднее, тут понимать надо, уметь и вообще работать.

Вообще-то, для того, что происходит у нас с экономическими (и не только) реформами, есть весьма точное определение — саботаж. Достаточно вспомнить «оптимизацию» в здравоохранении, которую Татьяна Голикова на днях, в одном из вечеров Владимира Соловьёва, назвала «ужасной». Чиновники изобразили бурную деятельность, порушили всё, что хоть как-то работало, наплодили кучу новых проблем — и вот их нужно снова решать, порой — с нуля. На какие деньги, если учесть, что по части исполнения расходов здравоохранение в этом году лидирует?

Бюрократизм — понятие не только управленческое и этическое, но и в полной мере экономическое. Возможно, кто-то уже просчитал во что обходится нам бюрократия, но вряд ли — каких денег любой стране стоит бюрократизм как явление. Это — самый действенный инструмент саботажа, и мне, право, неохота разбираться: вольного или невольного. Одно утешение — российские большие начальники опасность отлично видят, и понятие «регуляторной гильотины» появилось не случайно. На той же встрече в Адыгее президент пообещал, что заработает она к концу будущего — началу 2021 года… Однако меня терзают смутные сомнения. Во-первых, на сей счёт будут приниматься очередные законы «об изменениях, изъятиях и прекращении действия», то есть отдыха принтеру не видать. Во-вторых, столь благим делом поручено заниматься всё тем же чиновникам — пчёлы против мёда?  Наконец, в-третьих, сама по себе «регуляторная гильотина» — некий паллиатив, а не кардинальное решение проблемы.

Так что, наверное, придётся всё-таки что-то менять в консерватории…