О циклах Кондратьева, экономических мантрах и феномене Серова A− A= A+

Конъюнктурный институт при Наркомфине был создан в 1920 году. Совсем не ко времени: страна в разрухе, только что отбили Деникина, который уже подобрался к Туле и вынудил столицу готовиться к переезду в Вологду. Но власть — наплевав на безвременье — закладывала будущий прорыв. Возглавил институт Николай Дмитриевич Кондратьев. Он уже тогда мыслил глобально и, опираясь на законы статистики и циклической динамики, заложил основы научного прогнозирования. А «большими циклами Кондратьева» и по сей день оперируют разные экономические школы…

2015-й порадовал нечаянными сюрпризами. Первый зародился годом раньше — когда в ответ на санкции тысячи россиян стихийно отказались ехать в Европу. Многие полагали, что всё дело в цене вопроса, и надеялись, что порыв так же быстро и угаснет. Отнюдь. Пятимиллионный десант в Крым, заполненные под завязку отели в Сочи, а главное — Интернет запестрел фотографиями удивительных уголков нашей страны, где, оказывается, можно замечательно провести отпуск. Зимние каникулы закрепили тренд, и можно смело говорить об экономическом феномене — бурном росте внутреннего туризма.

Но главным открытием, безусловно, стала армия. В считанные дни она развернула полноценную базу в Сирии и превратила войну с ИГИЛ в эффективную высокотехнологичную работу. Как тут удержаться от восхищения? Ну и разумеется — фантастический залп Каспийской флотилии. Он тотчас отозвался на всех континентах и в одно мгновение вернул России былое уважение.

В стране он тоже вызвал поворот в сознании. И наплыв мигрантов в Европу выметал уже остатки почтения к Западу. Как бы само собой стало очевидным жульничество с присвоением победы в холодной войне и нелепость требований, чтобы наша жизнь подчинялась их стандартам, а наша экономика — их законам. На Западе, конечно, есть чему поучиться. Но ведь фокус в том, что давние и главные беды страны словно специально консервировались: и неэффективный менеджмент, и неумение коммерциализировать знания, превращая их в технологии, да и та же зависимость от нефти.

Игры с нефтяными ценами в 1980‑х во многом предопределили развал Советского Союза. Но с тех пор наша сырьевая зависимость выросла втрое! А спросить — не с кого. И сегодня, объясняя уже нынешние кошмарящие экономику прыжки рубля, финансово-экономические гуру только вальяжно разводят руками: дескать, мы-то тут при чём — таковы законы рынка, вот дойдёт нефть до «дна»… Подобного рода мантры стали удобным «алиби», выводя управленцев из-под ответственности.

А ФРС не побоялась принять на себя риски «количественного смягчения». В разгар мирового кризиса они были особенно высоки, и многие тогда посмеивались, что американцы «заливают пожар керосином». А они «керосином» управляли — грамотно направляя кредитование на переформатирование своей экономики. В считанные годы была создана сланцевая индустрия, и США вдруг предстали крупнейшим экспортёром нефти. Нашим гуру теперь остаётся только обвинить их в величайшей глупости — ведь они собственными руками посадили себя на «нефтяную иглу».

Впрочем, даже такое умозаключение им не по силам. На Гайдаровском форуме министр финансов назвал приватизацию одной из важнейших антикризисных мер: она даст бюджету целый триллион. А когда ему возразили, что главная задача приватизации — эффективность управления, а доход только четвёртая в ряду, искренне удивился. Всё, что умеют наши управленцы, — делить деньги. И поэтому им недоступна логика академика Виктора Ивантера: когда есть деньги, на них гуляют, а когда нет, собирают последнее и инвестируют в развитие. Другого способа увеличить богатство, увы, не придумано.

…Долго сомневался: упоминать ли о третьем нечаянном сюрпризе — феномене Серова. Бесспорно, это событие. С советских времён Москва не помнит таких очередей к искусству — тогда приходили на иностранцев: на «Джоконду» Леонардо или на того же Дали. О теперешних очередях сообщали, как бы извиняясь: никто не мог объяснить, с чего вдруг ажиотаж и откуда взялось столько почитателей таланта художника.

Половина ответа очевидна: это мода — только ей под силу выстраивать такие очереди. Но почему она возникла сейчас, стихийно и именно к Серову? Рискну предположить, что ответ лежит там же, где и природа спокойствия, с которым люди отказались от пармезана, поездок в Европу и привычки менять машину каждые три года. Наелись. А после Крыма ещё и повернулись к корням. Так что выбор Серова понятен: замечательный русский художник, а вдобавок — ещё и импрессионист.

Есть, однако, и идеологическая подоплёка. Так поступают только личности — получившие классическое образование и самостоятельно принимающие решения. Они противостоят легкоуправляемому потребительскому стаду, которое заботливо взращивает глобальный капитализм. Оттого-то его адепты и бесятся, срываются на крик, обзывают наших сограждан «дауншифтерами». И это хороший знак. Значит — на правильном пути.

 

Виталий КОВАЛЕНКО