Екатерина Трофимова: Тест на прочность A− A= A+

Закономерно, что в начале каждого года все мы ждём от него каких-то перемен. Хотелось бы – к лучшему, но так бывает далеко не всегда, и порой год начинается с тревожных предчувствий, как это было, например, в 2015-м. Однако от нынешнего года мы ждём позитивных сдвигов. Эксперты не обещают чудес, более того, иные скептики утверждают, что стагнация продолжится, а рост если и будет, но в доли процента. Так есть ли у нас шансы поменять ситуацию? И что для этого нужно сделать: как властям, так и реальному бизнесу, финансовой системе? С этими и многими другими вопросами редакция БДМ обратилась к Екатерине ТРОФИМОВОЙ, генеральному директору Аналитического кредитного рейтингового агентства (АКРА).

БДМ: Екатерина Владимировна, экономика России всё ещё испытывает трудности, но, похоже, наметился поворот от стагнации к росту, пусть поначалу и небольшому. Насколько, по вашему мнению, готова к такому повороту финансовая система страны?

Финансовая система России достаточно развита, чтобы одной из первых чувствовать на себе все тонкие изменения в экономике страны. Банковский сектор будет продолжать обеспечивать кредитными ресурсами медленно растущую экономику. Мы ожидаем слабый рост активов банков в 2017 году (примерно на 2% по сравнению с 2016-м) и плавное восстановление кредитования как корпоративного сектора, так и населения. В том, что касается остаточных явлений кризиса, мы наблюдаем повышенные уровни просроченной задолженности, которые будут постепенно «размываться». В целом же финансовая система уже почти год работает в более или менее нормальном режиме, о чём, например, свидетельствует индекс финансового стресса АКРА, который мы отслеживаем ежедневно на нашем сайте www.acra-ratings.ru.

 

БДМ: В прошлом году Банк России вышел с долгожданной, но, по мнению немалого числа банкиров (особенно тех, кому «грозит» базовая лицензия), спорной инициативой: ввести в банковском секторе пропорциональное регулирование. Как вы её оцениваете? Поможет ли её реализация выравниванию конкурентной среды или, наоборот, оставит небольшие банки на обочине экономического процесса?

В целом мотивы построения трёхуровневой банковской системы понятны – регулятор, с одной стороны, стремится к снижению рисков по отдельным типам операций, с другой – пытается стимулировать кредитование в сегменте малого и среднего бизнеса за счёт снижения регулятивной нагрузки.

С точки зрения конкурентоспособности, совершенно очевидно, что небольшим банкам в ближайшие годы будет нелегко. В своих прогнозах мы ожидаем, что поляризация банковской системы продолжится, и доля крупнейших банков будет расти. Небольшим региональным банкам предстоит пройти достаточно серьёзный тест на прочность – фактором успеха станет способность сохранить (а во многих случаях и впервые определить) бизнес-модель, которая позволит не просто существовать, но и зарабатывать прибыль акционерам. Это ключевой фундаментальный фактор, когда мы говорим про оценку конкурентоспособности.

Для нас, как рейтингового агентства, прежде всего важно, чтобы при смягчении регулятивных требований не произошло излишней либерализации надзорных подходов к банкам с базовой лицензией. Это может привести к росту рисков в системе в целом и снижению кредитоспособности отдельных банков.

 

БДМ: Наверное, вы правы, надзор должен оставаться надзором. С другой стороны, и банки находятся в сложном положении. Несмотря на то что прошлогодняя цифра инфляции не может не радовать, регулятор держит ключевую ставку на достаточно высоком уровне. А это негативно отражается на кредитном процессе. Разумно ли в нынешних условиях продлевать столь жёсткую денежно-кредитную политику? Почему Россия даже во время кризиса не включила механизм количественного смягчения, как это сделали западные экономики?

Количественное смягчение – это механизм стимулирования спроса через снижение номинальных процентных ставок, альтернативный дешёвому рефинансированию банков первого уровня. Выкуп Банком России ценных бумаг с большой дюрацией позволяет понизить процентные ставки на дальнем конце кривой доходности. Эта мера монетарной политики эффективна, когда в экономике есть безработица (или мал уровень участия в рабочей силе трудоспособного населения) и не загружены какие-то мощности, а короткие ставки и так уже почти нулевые. Тогда более низкие «длинные» ставки могут трансформироваться в конечный спрос за счёт кредитных или собственных средств. В процессе удовлетворения спроса незанятые ресурсы удаётся занять и увеличить выпуск без повышающего давления на уровень цен.

Во-первых, условия в России сейчас совсем не те – безработица низка, мощности более или менее загружены. Рецессия была не циклической, а структурной – почти без выпадения факторов производства из оборота. Монетарный стимул не вернёт нас к потенциалу, потому что мы практически и так находимся на его уровне. Как не вернёт и фискальный. Проблема в том, что на экономику уже третий год действует достаточно мощный вынужденный фискальный стимул в виде дефицита федерального бюджета. Роль и миссия денежно-кредитной политики сейчас как раз в том, чтобы вынужденный стимул не превратился просто в инфляцию. Из-за этого мы наблюдаем относительно высокую ключевую ставку, которая призвана абсорбировать избыточную ликвидность из банковской системы, возникшую из-за расходования Резервного фонда (фактически –эмиссионное финансирование дефицита). В ближайшие два года мы ожидаем сохранения такой же ситуации с постепенным выходом в нормальный режим после достижения 1%-ного дефицита федерального бюджета.

 

БДМ: Так ведь банкам сложно живётся не только на корпоративном, но и на розничном направлении – а одно было и остаётся ключевым: и для пополнения ресурсной базы, и для заработка на потребительском кредитовании. Но падение реальных доходов изменило поведение россиян – теперь они не спешат брать кредиты и предпочитают сберегать средства. Насколько долго продлится, по-вашему, такая ситуация?

Наше агентство в наступившем году ожидает роста во всех сегментах потребительского кредитования. На фоне слабого кредитного спроса банки с высокой вероятностью пойдут на повышение риск-аппетитов, немного ослабив требования к заёмщикам. Либерализация требований в основном коснётся сегмента ипотечного кредитования: он требует меньшего покрытия капиталом в сравнении с необеспеченными ссудами и всё ещё показывает наилучшее соотношение уровня доходности и стоимости риска среди всех кредитных сегментов. Поддержит спрос на розничные кредиты и дальнейшее снижение ставок – как вследствие ожидаемого смягчения кредитно-денежной политики, так и по причине избытка ликвидности в банковской системе, которую необходимо куда-то размещать.

Наиболее высокие темпы роста сохранит ипотечное кредитование: о высоком интересе банков к данному продукту говорит факт снижения ставок по собственным программам на фоне окончания действия программы государственной поддержки, которая обеспечивала минимальную ставку на рынке. Мы ожидаем также ускорения в сегменте автокредитования, который будет расти в результате повышения спроса на автомобили отечественной сборки (стареет существующий парк), а также продления программы субсидирования ставки.

Потенциал роста необеспеченного кредитования (POS-кредиты, кредиты наличными, кредитные карты) останется ограниченным – домохозяйства действительно сохраняют склонность к сбережениям, предпочитая ограничивать траты на ежедневные потребительские нужды и спонтанные покупки. По нашим прогнозам, в ближайший год заметного изменения ситуации в поведенческой модели населения ожидать не стоит.

 

БДМ: Ипотека в прошлом году была одним из безусловных драйверов, показав 16%-ный рост. Вы считаете, что она сохранит своё значение и в нынешнем году, после того, как свёрнута государственная программа поддержки ипотеки?

В соответствии с прогнозом АКРА по банковскому сектору ипотека в 2017 году останется ключевым драйвером кредитования, однако темпы роста сегмента снизятся до 12% (с 16% в 2016-м) – главным образом по причине окончания действия программы господдержки. Да ив целом обеспеченное кредитование будет более привлекательно для банков, так как кредитное качество населения сильно пострадало в результате рецессии.

 

БДМ: В развитых экономиках одной из их опор является малый и средний бизнес. У нас всё по-другому: фискальное и административное ужесточение (вопреки призывам власти) вымыло с рынка десятки тысяч небольших компаний, и отток продолжается. Поправима ли эта ситуация? И достаточно ли имеющихся действий государства, чтобы стимулировать развитие МСБ?

Специализация малого и среднего бизнеса, направленная на удовлетворение внутреннего потребительского спроса (более двух третей оборота), объективно приводит к тому, что рецессия 2015–2016 годов отражается на нём самым негативным образом. На самом деле именно падение реальных доходов населения (на 12% за последние два года) – основная проблема большинства таких компаний. Этот сегмент показал наиболее высокий уровень дефолтности в 2014–2016 годах, что заметно снизило интерес к нему со стороны крупных банков. Мы опасаемся, что сектор оживёт лишь при изменении ситуации с доходами.

 

БДМ: Банки можно понять: никто не хочет рисковать, когда нет или почти нет «хороших» заёмщиков, и порядок резервирования не стал мягче. А если посмотреть на эту ситуацию с точки зрения национального рейтингового агентства? Действительно ли большинство наших компаний в столь ненадёжном состоянии? Мой вопрос касается уже не малого бизнеса, а достаточно заметного – и крупного, и среднего…

Ситуация в корпоративном сегменте очень неоднородная, и, несмотря на отдельные признаки восстановления, уровень проблем остается повышенным (15% совокупного кредитного портфеля, по оценке АКРА). Существенные объёмы кредитов (в особенности в секторе строительства, где доля реструктурированных кредитов находится в диапазоне 15–20%) были реструктурированы, и их обслуживание проходит в довольно льготном режиме. Думаю, в нынешнем году проблемы отдельных заёмщиков уже нельзя будет замаскировать реструктуризацией, а в результате банки будут вынуждены досоздавать резервы на возможные потери, и стоимость риска вернётся к уровню 1% (по сравнению с 0,3% в 2016-м).

Для того чтобы поддерживать прибыльность, банки будут вынуждены наращивать кредитные портфели, повышая аппетит к риску. Это одна из ключевых причин ожидаемого роста в 2017 году в корпоративном сегменте, который будет находиться в диапазоне 5–10%.

 

БДМ: Ну, взгляд АКРА – достаточно строгий. Может быть, даже непривычно строгий, ведь ваше агентство – принципиально новое явление на рейтинговом рынке России. Кстати, какие ориентиры выбирали в процессе его создания? Испытанный опыт «большой тройки» или в методиках национального российского агентства есть что-то своё?

Все методологии – исключительно собственные, авторские. Разработкой методологий занимались только наши сотрудники, в частности, с опытом работы в «большой тройке». Для опытных аналитиков не секрет, что методологии «тройки» достаточно ограниченно применимы к уникальным рынкам, к которым безусловно относится российский. Задачей АКРА при создании методологической базы для присвоения рейтингов по национальной шкале было использовать наилучшие практики там, где это уместно, но при этом в полной мере учесть специфику российской экономики. Так как рейтинговая модель представляет собой сложный алгоритм, то добиться этой цели путём корректировок каких-либо существующих подходов невозможно. Поэтому все рейтинговые модели и методологии создавались с нуля.

 

БДМ: Хочу задать вопрос на горячую тему. Большинство экспертов прогнозировали дальнейшее падение рубля, а он между тем всё крепчает. В чём здесь дело? И выгодно ли это укрепление экономике в целом?

По расчётам АКРА, рубль фундаментально на 5–7% слабее, чем текущая рыночная оценка. Это значит, что номинальный курс в ближайшее время может скорректироваться – после прекращения действия временных, конъюнктурных факторов. Роль курса рубля – балансировать спрос и предложение иностранной валюты на внутреннем валютном рынке. В этом смысле он в равной степени должен учитывать интересы экспортёров и импортёров, а также внутренних валютных заёмщиков и кредиторов. С точки зрения долгосрочного развития важнее относительная стабильность не номинального, а реального эффективного курса рубля.

 

БДМ: Не обойдусь и без вопроса о необходимости структурных реформ в экономике, эта тема грозит стать «вечной» – так долго об их необходимости говорят и власти, и эксперты. Как вы считаете, какие реформы нужно провести в первую очередь? Какое время может занять этот процесс и есть ли у нас это время?

Существует два основных класса потенциальных реформ. Первый – приведение государственной экономической политики к реалиям текущего момента и ближайшего будущего. Здесь можно назвать такие меры, как принятие устойчивого и понятного бюджетного правила, коррекция формата пенсионной системы с учётом большей длительности активной жизни, формирование приоритета целей Банка России после достижения основной цели по инфляции, снижение сезонности государственных расходов, модернизация системы краткосрочного финансирования регионов.

Второй класс возможных реформ – создание новых стимулов для экономики на отдалённое будущее. Среди них – налоговое стимулирование отраслей с большим экспортным потенциалом, повышение эффективности труда за счёт стимулирования эффективного обмена информацией, создание образовательных приоритетов и финансирование с учётом прогноза будущих потребностей в рабочей силе.

Очерёдность проведения может быть разная, но меры первого типа в некоторой степени проще, так как затрагивают в основном государственный сектор и рассчитаны на довольно быструю отдачу и избежание очевидно необязательных потерь от неэффективности. О конкретном виде реформ второго типа может быть очень много разных мнений, что осложняет их реализацию, но не делает менее важными.

 

БДМ: В профессиональном сообществе не прекращается дискуссия о значении западных санкций: насколько критичны они для состояния российской экономики и насколько оправданны наши контрсанкции. Мнения – диаметрально противоположные. Скажем, в агропромышленном комплексе боятся отмены санкций и последующего снятия продуктового эмбарго. Но есть и те, кто считает, что со снятием санкций все экономические проблемы решатся сами собой. Кто прав?

Санкции осложняют рефинансирование внешнего валютного долга отдельных (пусть и крупных) организаций. За время, прошедшее с момента их введения, все, на кого это оказывало влияние, в той или иной мере подстроились. Где-то произошло погашение, где-то замещение внешнего долга на внутренний. Кому-то срочность долга позволяет пока что не особо беспокоиться. По оценке АКРА, в терминах ВВП эффект от гипотетической отмены санкций, скажем, в текущем году, будет близок к нулю. Курс национальной валюты мог бы укрепиться на единицы процентов или не укрепиться вообще (в зависимости от поведения компаний под санкциями).

Эффект от потенциальной отмены контрсанкций может состоять в краткосрочной дефляции потребительских цен и росте конкуренции на рынках продукции сельского хозяйства и пищевом.

 

БДМ: Напоследок вопрос из категории «глобальных»: что нас ждёт в 2017 году? Покажет ли экономика рост? Будет ли он, как предсказывают многие эксперты, в пределах статистической погрешности, или есть возможности для реального сдвига к лучшему?

В ближайшие годы экономический рост в России будет в большей, чем когда-либо, степени определяться динамикой производительности труда в целом по экономике, а также динамикой экспорта в отраслях, имеющих большую отдачу от масштаба. Экстенсивный рост (в отраслях, кроме отдельных добывающих) невозможен, так как загрузка факторов производства достигла потенциала после трансформации 1990-х и начала 2000-х и вернулась к норме после кризиса 2009 года. Рост после рецессии 2015–2016 годов не будет связан с возвратом факторов производства в оборот – то есть не будет «восстановительным». Поэтому согласно макропрогнозу АКРА, с учётом потенциальной динамики экспорта и производительности труда, в 2017 году ВВП в реальном выражении может вырасти на 0,5%. В период до 2021 года мы ожидаем средний рост в пределах 0,7–1,2% (с учётом предположения, что после 2019 года произойдут обсуждаемые налоговые инновации и повышение пенсионного возраста).

Ускорится ли экономический рост за счёт мер экономической политики государства? В описанных условиях наибольший эффект может быть достигнут не от стимулирующего спроса государственной политики через рост расходов, а через регулятивное воздействие в области повышения эффективности взаимодействия между экономическими агентами: минимизации провалов рынка, сокращения транзакционных издержек, уменьшения стимулов к теневой деятельности, увеличения, ускорения или удешевления информационного оборота (в том числе с государством). Более сложный путь (не обязательно гарантирующий результат) – это управляемый поиск новой роли экономики России в мировом разделении труда.

Беседовала Людмила КОВАЛЕНКО