Основной переменной политики Банка России является процентная ставка A− A= A+

Когда проблемы обступают со всех сторон, важно адекватно оценивать риски — идёт ли речь о последствиях западных санкций или о влиянии замедления экономического роста. О том, какие угрозы объективны, какие — преувеличены, а какие и вовсе рукотворны, размышляет директор департамента финансовой стабильности Банка России Сергей МОИСЕЕВ.

БДМ:Каким основным рискам в настоящее время подвергается, по вашей оценке, банковская система?

Риски всегда одни и те же — кредитный, и за ним риск ликвидности, и рыночный риск. Другое дело, что источники рисков, так называемые факторы риска, могут различаться по своей природе. Они формируют угрозы устойчивости для банковского сектора. К текущим угрозам я бы отнёс, во-первых, ожидание усиления экономических санкций со стороны США и Европы. Во-вторых, замедление экономического роста из-за структурных факторов. Оно не может не отражаться на кредитном цикле и кредитоспособности предприятий. В-третьих, устойчивое замедление роста депозитной базы при сохраняющихся умеренных темпах роста кредитного портфеля. Наконец, в-четвёртых, ухудшение финансового положения банков, специализирующихся на розничном кредитовании.

БДМ:Способны ли перечисленные угрозы устойчивости спровоцировать системный банковский кризис?

В России источник системного кризиса, как показывает практика, всегда один и тот же. И для нас он носит экзогенный, то есть неконтролируемый характер. Это — цены на экспортируемые энергоносители. Если посмотреть на исторические эпизоды — падение цен на нефть в реальном выражении в 1980–1986 годах из-за её перепроизводства, низкие цены в период Азиатского кризиса в 1997–1998 годах, падение в 2008–2009-м из-за последнего глобального финансового кризиса — все они приводили к экономическому кризису на внутреннем рынке. Как следствие, кризис в банковском секторе. В настоящее время на фоне напряжённости в Ираке, Ливии и на Украине резкого изменения в ценовой тенденции я не ожидаю. Тем не менее нельзя исключать, что в качестве триггера кризиса может родиться новая угроза, не имеющая отношения к прошлому опыту.

БДМ:Каким образом санкции со стороны США повлияли на банковский сектор?

Санкции делятся на две группы: индивидуальные и секторальные. Служба по контролю над иностранными активами, входящая в состав Минфина США, определяет так называемый SDN-список. В нём перечислены компании, активы которых в американской юрисдикции замораживаются и операции с которыми американским лицам запрещены. Индивидуальные санкции не имели существенного воздействия, поскольку перечисленные в нём российские предприятия и банки не вели активной международной деятельности и не относились к системно значимым институтам. Секторальные санкции представляют собой запрет для американских инвесторов вкладываться в российские финансовые активы. Наши предприятия и банки не смогут привлекать в США средне- и долгосрочное финансирование, то есть акционерное и долговое финансирование со сроком до погашения более 90 дней. Безусловно, это ограничение в некоторой степени ухудшает доступ к долгосрочному финансированию. Запрет может быть частично или полностью компенсирован переориентацией на другие рынки капитала, прежде всего Европы и Азии. Надо сказать, что в последнее время мы наблюдаем настоящий «ренессанс» наших финансовых взаимоотношений с Юго-Восточной Азией. Альтернатива — обратить свои взоры на внутренний рынок и использовать его как основной источник заёмных ресурсов. Но для этого необходимо предпринять дополнительные усилия по его развитию.

БДМ:Аналитики отмечают, что санкции повлияли на рыночную конъюнктуру финансовых рынков.

Я бы о них сказал, как в народной сказке: «у страха глаза велики: чего нет, и то видят». Инвесторы опасаются, что их вложения могут оказаться под американским запретом. В результате снизились темпы роста облигационного рынка и сократились потоки трансграничного кредитования нерезидентов в долларах США на денежном рынке. Все эти явления отражают не столько фактические риски, сколько негативные ожидания. С точки зрения влияния изменений на финансовых рынках на устойчивость банковского сектора, пока мы оцениваем риски как низкие. Как бы дальше ситуация ни развивалась, мы готовы своевременно и адекватно на неё реагировать.

БДМ:Известна последовательная политика банка Росси по ограничению беззалогового потребительского кредитования. Насколько регулятор намерен продвигаться по этому пути?

Новые шаги не планируются. Объясняется это тем, что обозначенные цели достигнуты. Если в 2012–2013 годах годовые темпы прироста портфеля необеспеченных кредитов превышали 50%, то летом 2014-го они приблизились к 20%. Это более сбалансированные темпы роста, поскольку они близки к темпам так называемых «базовых обязательств». Портфель начал расти со скоростью базовых пассивов банков — средств организаций и вкладов населения. У рынка потребительского кредитования изменилась структура. Полная стоимость в 25% годовых стала эталоном для рынка. Банки переходят от экспресс-кредитов к кредитным картам. Бизнес-фокус сместился в сторону ипотечных кредитов. Осталась проблема просроченных долгов. Когда их темпы стабилизируются, можно будет сказать, что ситуация пришла в норму.

БДМ:Каков разумный предел фондирования банков от регулятора?

Мы — не плановая экономика, и рефинансирование управляется рыночными процессами. По рефинансированию нет директивных установок. Основной переменной политики Банка России является процентная ставка. Спрос на рефинансирование зависит от процентной ставки и «автономных» факторов: состояния государственного бюджета, то есть динамики бюджетных доходов и накоплений, а также спроса на наличные деньги и объёма интервенций Банка России на валютном рынке. В идеале межбанковская процентная ставка должна находиться в середине процентного коридора, то есть быть ближе к ключевой ставке Банка России. Если смотреть на ситуацию с точки зрения сравнительной статистики, то наша доля средств Центробанка в пассивах банков сопоставима со многими странами Европы. По состоянию на июль 2014 года доля Банка России в пассивах сектора достигала 8,7%. Эта цифра находится на уровне Испании, Италии или Словении. Если отвечать кратко на ваш вопрос, то количественные ориентиры — сколько банки должны получать денег — отсутствуют. У нас есть прогнозные оценки объёмов рефинансирования. Они определяются исходя из ожидаемой динамики «автономных» факторов и задач по инфляции. Рефинансирование — не самоцель, оно предназначено для решения макроэкономических задач и для облегчения текущего управления ликвидностью.

БДМ:Какие изменения в бизнес-моделях банков способны снизить существующие риски?

Речь идёт не столько о продуктовом ряде или позиционировании на рынках, сколько об организации корпоративного управления, прежде всего риск-менеджмента. Мне неоднократно приходилось сталкиваться с ситуацией безрассудного поведения собственников и менеджеров банков. Перспектива прибыли затмевает им глаза, и они забывают или не желают видеть риски. Это касается как крупных, так и небольших банков. Многие истории, завершившиеся отзывом лицензии, начинались с того, что руководство банков недооценивало риски, несло потери и затем было вынуждено их скрывать или заниматься сомнительными операциями. В здоровом банке оценка рисков носит независимый и объективный характер. Банк не может брать на себя повышенные риски, если видит, что они не покрываются его экономическим капиталом. Собственники должны активно соучаствовать в этом процессе. KPI для топ-менеджеров и политика их вознаграждения позволяют управлять риск-аппетитом. Совет директоров должен контролировать методологию стресс-тестирования и результаты тестов. При выявлении угроз стабильности риск-позиции должны быть скорректированы, либо должен быть наращен капитал путём ограничения дивидендов или операционных расходов. Вознаграждение должно быть привязано к среднесрочному результату, скорректированному на риск. Все эти практики находят широкое распространение в корпоративном управлении современных банков. Однако остаются теорией для многих российских банков.